Аннотация

Предпосылки: Исследование опыта является как предметом изучения феноменологии, так и важной частью психотерапевтической техники. В обоих случаях крайне важно получить доступ к дорефлексивным воплощенным аспектам опыта и не останавливаться на его репрезентативном содержании.
Цели: В данной статье описывается, как творчество в искусстве как пластический творческо-экспрессивный опыт (ПТЭ) может служить феноменологическим исследованием опыта, а также обозначаются последствия такого исследования для клинической практики и научных исследований.
Методы: Концептуальная аргументация, основанная на понятиях опыта и языка, была применена для воплощенного подхода к изучению опыта; сравнительная аргументация между искусствоведческими исследованиями и микрофеноменологией; предложение Дьюи об искусстве как опыте (Dewey, 2005); обзор литературы по арт-терапии и феноменологии.
Результаты: Подтверждается полезность и ценность творческо-экспрессивных произведений искусства в феноменологическом исследовании опыта. В качестве ключевого феноменологического метода в процессе ПТЭ анализируются феноменологическая редукция и рефлексивная позиция наблюдения. Аналогичным образом, подчеркиваются ситуативные, воплощенные и дорефлексивные характеристики опыта ПТЭ как опыта, а также его невербальная экспрессивная ценность для ранее пережитых опытов.
Обсуждение: Рекомендуется дальнейшее использование творческих экспрессивных произведений искусства для феноменологического исследования опыта, а также обсуждается сфера их применения как в клиническом, так и в исследовательском контексте.

Ключевые слова
феноменология, феноменологическая редукция, созерцательная практика, творческие экспрессивные произведения искусства, арт-терапия, исследования на основе искусства

Введение

В научной сфере изучение опыта объединяет различные дисциплины, такие как феноменология, когнитивные науки, микрофеноменология и нейрофеноменология. Несмотря на бурный рост в последние десятилетия, по-прежнему существуют разные определения того, что понимается под опытом как объектом исследования, и, следовательно, подходящие формы доступа к нему или методы его изучения. Междисциплинарная сеть исследовательского проекта «Воплощенный подход в изучении опыта (EASE)» была посвящена ответу на эти эпистемологические и методологические вопросы с целью продвижения концепции, в которой исследуемое явление соответствует методологии и ее теоретической основе.
Психотерапии можно рассматривать как прикладные дисциплины в изучении опыта пациентов. Несмотря на широкий спектр теоретических основ и техник, в любой психотерапевтической обстановке происходит межсубъективное исследование опыта. В связи с этим Фукс и Мессас предлагают феноменологию в качестве фундаментальной науки для психопатологии, а также для психотерапии, поскольку она охватывает человеческое существование во всех его измерениях (самосознание, воплощенность, пространственность, временность, нарративность и интерсубъективность). Кроме того, феноменологический подход к психотерапии подчеркивает телесный резонанс, межтелесность и телесную память, выраженные в настоящем моменте через психотерапевтические отношения. Напротив, психотерапевтические подходы, работающие с внутренними состояниями пациентов или психическим содержанием (сознательным, бессознательным или каким-то образом скрытым в прошлом), подчеркивают нарративное или ментальное содержание над телесным, межтелесным регистром пережитого пациентом опыта. Таким образом, когнитивные подходы к психотерапии работают исходя из предпосылки, что схемы мышления являются источником психологического страдания, а тело находится вне психотерапевтической работы. Кроме того, понятие бессознательного в психоанализе относится к неизвестным интроецированным объектам, скрытым в глубине психического аппарата, который работает как внутренний контейнер образов внешней реальности, с значениями и эффектами, выходящими за пределы знания субъекта, которые могут быть декодированы с помощью речи. В целом это соответствует тому, что здесь называется вербальным превосходством в психотерапии.
Таким образом, как в области психотерапии, так и в области исследований мы подвержены тому, что подчеркнул Эйснер (1997): мы ищем то, что умеем находить. Это особенно относится к использованию вербального языка в качестве предпочтительного инструмента поиска. Одной из распространенных трудностей при поиске моделей переживания в психотерапии является тенденция пациентов придерживаться «что», а не «как» переживаний, что подразумевает преобладание явного/рефлексивного уровня переживания над неявным/дорефлексивным (оба уровня соответствуют понятию двойной структуры переживания, предложенному Фуксом). Это вербальное превосходство ставит содержание опыта в центр внимания, для которого возникают объяснения, суждения и концепции. Напротив, дорефлексивный поток опыта глубоко укоренен в теле, находится вне фокуса сознательного внимания и просто переживается. Это то, что Фукс назвал бессознательным в горизонтальном измерении, в котором память тела играет решающую роль, в отличие от вертикальности фрейдовского понятия бессознательного, которое лежит в основе психической структуры.
В данной статье делается попытка критически проанализировать роль языка в изучении опыта и показать методологический потенциал пластико-творческих экспрессивных техник, представляющих произведение искусства как привилегированный инструмент для воплощенного подхода к изучению опыта (будут обсуждаться как его применение в искусствоведческих исследованиях, так и в арт-терапии).
Большинство формулировок, выдвинутых автором в данной статье, основаны на ее опыте работы арт-терапевтом с людьми, страдающими симптомами расстройств пищевого поведения, травмами и широким спектром психосоматических расстройств.
Далее в статье произведения искусства или художественный опыт в основном упоминаются как пластико-творческое выражение (ПТВ), однако это понятие может быть легко распространено на все виды творческой арт-терапии, поскольку их основные характеристики, процессы и терапевтические факторы в значительной степени пересекаются. Другие формы художественного опыта, такие как эстетическое знакомство с произведениями искусства других авторов, не будут рассматриваться в данной аргументации. Таким образом, ПТВ предлагается в качестве формы феноменологического исследования жизненного опыта на основе искусства и понимается здесь как любая форма творческого процесса, использующего пластические материалы в экспрессивных целях, результатом которого является уникальное произведение искусства (например, живопись, скульптура, коллаж, лепка, рисунок и т. д.). Далее будет рассмотрено, как феноменологическая редукция и возможность вернуться к дорефлексивному телесному опыту путем отсрочки его вербального описания предлагаются художественным творчеством как опыт сам по себе, так и как выражение ранее полученного опыта.

Понятие опыта

Для начала этого исследования целесообразно разъяснить понятие «опыт» и ответить на соответствующие вопросы, касающиеся того, что мы наблюдаем и как мы это наблюдаем, когда изучаем опыт.
С точки зрения феноменологического подхода, мы наблюдаем пережитый опыт или опыт от первого лица с акцентом на непосредственное и воплощенное действие. Поэтому здесь предполагается, что такой опыт является одновременно точным, конкретным и индивидуальным, с собственными пространственно-временными параметрами. Однако опыт всегда новый и отличается от момента к моменту и в то же время содержит пережитый опыт, отложившийся в теле. Этот отложившийся опыт и есть то, что называется «памятью тела», которая опосредует чувство знакомости и непрерывности в последовательности событий и передает чувство идентичности и единства как личный способ существования в мире. Таким образом, одной из методологических проблем при изучении опыта является его непостоянство, или то, что Варела назвал «моментальностью». Эта характеристика поддерживает использование методологий, которые исследуют опыт, расположенный в настоящем моменте, как это делает микрофеноменология.
Исследование человеческого опыта сталкивается со сложной задачей его многомерности, которая определяет способы его наблюдения. В соответствии с двойной структурой опыта, предложенной Фуксом, прямой поток любого данного опыта, который разворачивается в непрерывном настоящем времени как неявный телесный опыт, называется предрефлексивным опытом, в отличие от рефлексивного опыта, который называется рефлексивным действием в отношении данного опыта, которое может иметь различные и рекурсивные уровни абстракции. Рефлексия всегда не совпадает по времени с непосредственным опытом, что называется «неуловимой природой опыта». Непосредственность нашего нерефлексивного опыта не поддается осмыслению рефлексией, которая всегда опоздает, поскольку является дальнейшим рассуждением об опыте, который всегда находится в настоящем времени. Таким образом, рефлексия всегда будет не в фазе с непосредственным опытом и, следовательно, неизбежно будет находиться на определенном расстоянии от него.
С точки зрения феноменологии, дорефлексивный опыт является воплощенным и невербальным; поэтому на этом уровне, предшествующем формулировке слов, невозможно найти суждения, представления или убеждения. Именно через акт рефлексии над таким дорефлексивным или непосредственным опытом могут возникать объяснения, суждения или убеждения. Важно отметить, что оба уровня опыта, дорефлексивный и рефлексивный, полны смысла. На дорефлексивном уровне каждое действие, движение или жест имеют смысл, поскольку обеспечивают выживание организма и его адаптацию к окружающей среде. Мы, как живые организмы, действуем и подвергаемся воздействию через нашу сенсомоторную систему значимым образом, поэтому осмысление нашего опыта является важным действием, спасающим жизнь, которое может привести или не привести к вербализации, однако любая вербализация на каком-то уровне имеет свое происхождение в теле. В противном случае, на рефлексивном уровне значения возникают через рефлексивный акт сознательного субъекта о его или ее прожитом опыте. Таким образом, дорефлексивный опыт выражается через то, что можно назвать воплощенными значениями, а рефлексивный опыт выражается в основном через нарративные значения с дистанцией от непосредственного опыта, определяемой самим рефлексивным актом.
Таким образом, как в науках об опыте, так и в повседневной жизни мы можем оставаться в ловушке того, что мы здесь называем вербальным превосходством или навязыванием нарративов опыту. Вероятно, это происходит потому, что объяснения, суждения и описания «чего» опыта доступны легче, чем воплощенные значения неявного и процедурного «как» опыта, которые обычно недоступны вербально. Это имеет отношение к размышлениям о том, как получить доступ к опыту при его наблюдении и что мы наблюдаем с помощью этого средства.
Возьмем, к примеру, ситуацию, когда пианисту предлагают объяснить, как играть музыкальное произведение, не показывая руками, а только вербально, и ему приходится приложить усилия, чтобы перевести то, что находится на процедурном уровне, на вербальный. Следовательно, доступ к репрезентативному уровню опыта через повествование, которое субъект создает о своем собственном опыте, не может быть таким же, как доступ к «здесь и сейчас» потока опыта на его непосредственном, довербальном и дорефлексивном уровне.
Эти способы доступа к опыту представляют собой различные методологические вызовы, обсуждение которых выходит за рамки данной статьи. Однако, грубо говоря, их можно разделить на воплощенные и нарративные методы исследования субъективного опыта. Среди первых можно упомянуть микрофеноменологию и созерцательные практики (как предлагают Варела, Томпсон), а среди нарративных — широкий спектр традиционных качественных методов исследования. Большинство последних сосредоточены на субъективном «что» или содержании данного опыта, в то время как микрофеноменология и созерцательные практики сосредоточены на субъективном «как» воплощенного, процедурного и конкретно-ситуативного опыта (т. е. сосредоточены на телесных сигналах, участвующих в данном опыте, сосредоточены на дыхании, визуальном фокусе и т. д.). Таким образом, микрофеноменология и созерцательные практики имеют общее то, что они активно избегают общих описаний, размышлений, убеждений или представлений, которые для микрофеноменологии считаются вспомогательной информацией, а для созерцательных практик — рефлексивной или умственной деятельностью, от которой следует отказаться.
Поэтому здесь предполагается, что закономерности можно выявить скорее в том, как происходит опыт, чем в объяснениях или описаниях этого опыта. Описательно-объяснительный отчет об опыте представляет собой естественное отношение, которое человек стремится приостановить в качестве основной феноменологической методологии для доступа к опыту; эпохе.
Феноменология исследует, как вещи появляются в сознании индивидуума, поэтому субъективный опыт «вещи» имеет большее значение, чем знание или объяснения о «вещи». Вещи появляются перед нами намеренно, что означает, что мы эмоционально и значимо ориентированы на вещи. Однако естественное отношение не информирует нас о таком намеренном подходе к вещам, предполагая, что вещи, которые появляются перед нами, существуют вне нашего сознания. Субъект и объект составляют опытную единицу, которую не имеет смысла разделять для изучения опыта.
При наблюдении за динамической системой субъект-объект ожидается, что инварианты или паттерны опыта проявятся в виде структур или сущностей. Для достижения этой цели феноменологическая редукция играет решающую роль, отбрасывая наши предварительные предположения и объяснения об объекте исследования и его «объективном существовании», чтобы мы оставались открытыми для раскрывающегося процесса того, что возникает из опыта.
Таким образом, некоторые общие представления о понятии опыта в феноменологии и когнитивных науках заключаются в его динамическом характере, двойной структуре (дорефлексивной и рефлексивной) и рассмотрении его как недуалистического явления, в котором субъект и объект являются частью динамической системы значимых взаимных действий. Именно в этой динамической системе субъект-объект опыт предстает перед нами через наши сенсомоторные исследования мира. Следовательно, трудно отделить переживаемый мир от человека, который его переживает. Это то, что Мерло-Понти называет «живым телом», что означает, что человеческий опыт является результатом отношения между воплощенным субъектом и тем, что предстает перед ним в любой момент.
Существует континуум опыта, который переходит от дорефлексивного к рефлексивному уровню опыта, что означает, что большую часть времени мы погружены в поток опыта, пока что-то не прерывает этот поток, заставляя нас переключить внимание на рефлексивный или сознательный уровень. Например, использование костылей после перелома ноги требует внимания и осознания тела, что не является обычным способом, которым мы двигаемся спонтанно, не обращая дополнительного внимания на свою ходьбу. Это взаимодействие дорефлексивного и рефлексивного уровней является частью динамического качества опыта, которое находится в постоянном изменении. Аналогичным образом, это динамическое качество определяет, что наблюдение за опытом неизбежно является ретроспективным и влечет за собой его изменение посредством самого акта наблюдения. Этот факт является ограничением для доступа к изучению опыта в научных целях и преимуществом для доступа к психотерапевтическим изменениям.
Но возможно ли получить доступ к воплощенному и дорефлексивному опыту без его устного описания? Это открывает вопрос о том, как получить доступ к воплощенному, дорефлексивному опыту.
Что касается роли языка в изучении опыта, то открытым остается вопрос, позволяет ли использование вербального языка для изучения опыта понять его или ограничивает доступ к опыту.
Исследования в области психического здоровья, связанные с телесностью, такие как психосоматика, расстройства пищевого поведения или другие типы симптоматики, которые необходимо исследовать с помощью воплощенного подхода, кажутся особенно привлекательными для поиска новых методологических инструментов. В связи с этим Галлахер утверждает, что большинство исследовательских проектов, посвященных образу тела, требуют от испытуемого рефлексии и описания своего образа тела. Однако Галлахер ставит под сомнение любые исследования, которые ставят испытуемого в рефлексивную позицию для доступа к аспектам дорефлексивного опыта (который составляет значительную часть образа тела), подчеркивая, что дорефлексивный опыт не обязательно передает сознательное представление.
Таким образом, как в науках, основанных на опыте, так и в повседневной жизни существует риск застрять в том, что мы здесь назвали вербальным превосходством или навязыванием нарративов опыту (что хорошо отражено в рекламе или политических кампаниях, но также и в историях, которые мы и наши пациенты придумываем о нашей повседневной жизни). Вероятно, это связано с тем, что объяснения, суждения и описания «о» опыте доступны легче, чем воплощенные значения неявного и процедурного «как» опыта, которые обычно нелегко передать словами.
Таким образом, как рефлексивный, так и дорефлексивный уровни являются неизбежной частью опыта, но связь между ними не всегда полностью доступна: например, если пианист, который в противном случае просто играл бы на инструменте, попытается делать это полностью рефлексивно, поток исполнения будет утрачен. Поэтому важно помнить, что способ доступа к изучению опыта будет связан с тем, что мы получим от такого изучения.

Исследование опыта на основе искусства

Акт выражения, как полагает Дьюи, начинается с «импульса»: спонтанного жеста как микро-движения, которое раскрывает телесную память, и это то, что мы находим в каждом произведении искусства. Таким образом, оно соответствует невысказанному измерению опыта, которое мы стремимся выразить и о котором хотим говорить дальше.
До сих пор феноменология и микрофеноменология были основными воплощенными подходами к изучению субъективного опыта, которые хорошо обоснованы как эмпирически, так и теоретически. Исследования на основе искусства были добавлены к имеющимся инструментам качественного исследования в области социальных наук с преимуществом доступа к невербальным описаниям опыта через художественное выражение, которые в противном случае были бы недоступны. Использование невербальных выразительных языков, отражающих дорефлексивные переживания, как в случае любого типа выразительного произведения искусства, является здесь уместным, поскольку изобразительное искусство ближе к «представлению» опыта (как представлению внешней реальности, т. е. рисунку или картине вазы и миски с фруктами), чего следует намеренно избегать при подходе к опыту с более связанной и воплощенной позиции. Так, например, попросить кого-то нарисовать или изобразить свой дом — не то же самое, что попросить его нарисовать или изобразить, каково жить в этом доме. Поэтому произведение искусства, о котором я говорю, соответствует пластическому творческому выразительному искусству, ПТВ.
Как процесс ПТВ, так и полученное в результате произведение искусства предлагают два источника информации для феноменологического исследования опыта:
1. сам процесс творчества со всеми его опытными проявлениями ритмов, импульсов, движений, погружений, принятия перспективы, задержек, потоков и т. д., развертывая через это интенциональность сознания и приостанавливая естественное отношение,
2. полученное произведение искусства как выражение воплощенных и невербальных значений этого опыта ПТВ.

Аналогичным образом, основанное на искусстве исследование опыта предлагает возможность наблюдать «один» опыт в настоящем времени, а именно сам процесс ПТВ, наряду с его воплощенными значениями (аффективностью и эмоциональным резонансом автора), выраженными через образы или объекты в полученном произведении искусства. Но в то же время оно дает возможность выразить ранее пережитый опыт, перенесенный в настоящее время через сам процесс ПТВ и полученное в результате произведение искусства. За исключением лабораторных условий, в которых субъект подвергается опыту, который будет предметом исследования, процесс ПТВ как методологический инструмент для исследования опыта представляет собой преимущество по сравнению с другими качественными методологиями, в которых делается ссылка «на» пережитый опыт, который не происходит в реальном времени.
Процесс художественного творчества, как и любой опыт, имеет двойную структуру, в которой художник колеблется между погружением в творческий поток и принятием перспективы, а затем снова погружается, что является частью предрефлексивной/рефлексивной динамики опыта как рекурсивного складывания воплощенных процессов создания смысла. (см. рисунок 1 [рисунок можно найти в оригинале статьи]). Например, при работе над произведением искусства можно наблюдать моменты большей или меньшей интенсивности прослеживания, использование воды/растворителя, внезапные изменения в хроматике работы, эмоциональные или диссоциированные паузы и длительные моменты интенсивной работы без пауз. Все это будет явно или неявно выражено в конечном произведении искусства. Таким образом, как процесс, так и полученное произведение искусства передают воплощенные значения.
В этом месте кажется полезным сослаться на понятие искусства как опыта, предложенное Дьюи, поскольку оно выделяет аспекты, которые следует учитывать при изучении опыта, и которые напоминают методологический подход микрофеноменологии, стремящийся исследовать конкретные и четко определенные опыты с целью извлечения процедурных и неявных аспектов, а не умственных размышлений о данном опыте.
Дьюи проводит различие между опытом, который происходит непрерывно как часть процесса жизни, и опытом как эпизодом, который проходит свой путь до завершения. Он предлагает, что только когда опыт достигает своего завершения, а не просто прекращается, он может быть интегрирован и выделен в общем потоке опыта с его особенностями и самодостаточностью. Таким образом, его понятие опыта как самоорганизованного единства смысла опирается на разграничение субъектом начала и конца любого данного опыта, который в жизненном смысле представляет собой нечто уникальное и значимое для субъекта. Таким образом, оно предоставляет критерии для разграничения и определения места данного опыта как субъективной «пунктуации» в общем потоке опыта, сохраняя при этом двойную структуру и динамическую особенность, уже описанную для любого опыта.
Как я наблюдаю в своей работе арт-терапевтом, в любом произведении искусства ПТВ это самоорганизованное единство возникает, когда субъект решает, что произведение искусства закончено и удовлетворительно готово, и поэтому может появиться его вербальное описание. До этого момента творческий процесс разворачивается через поток переживаний, полных аффективной интенциональности, выраженной спонтанными движениями и ритмами. Он протекает дорефлексивно, без дальнейшего сознательного контроля со стороны автора, если только какое-либо препятствие не вынуждает его изменить позицию, перейдя на рефлексивный уровень как способ решения проблемы, чтобы вновь погрузиться в творческий дорефлексивный поток переживаний. Этот творческий процесс продолжается до того момента, когда произведение искусства заканчивается, что определяется индивидуумом, который определяет творческий опыт как опыт в терминах Дьюи. Таким образом, опыт ПТВ протекает в дорефлексивном режиме, просто как опыт, за исключением моментов, когда препятствия, связанные с материалами, требуют перехода к рефлексивной позиции для их устранения, или когда творческий процесс требует принятия решения с учетом различных точек зрения, в том числе решения о завершении процесса. Каждый из них является моментом, когда могут возникнуть вербальные значения.
Таким образом, процесс ПТВ включает в себя как опыт, так и может относиться к другому опыту, пережитому вне самого творческого процесса, или быть его выражением в качестве рефлексивного акта над ранее пережитым опытом.
В связи с этим Варела, Томпсон и Рош предлагают, что роль рефлексии в изучении опыта связана с тем, что она является формой самого опыта, а не только опыта, подчеркивая рекурсивную особенность потока переживаний. Творческо-экспрессивный процесс может также включать рефлексивную позицию, которая более похожа на созерцательную позицию техник осознанности и практику феноменологической редукции, названную Варелой, Томпсоном и Рошем «внимательной, открытой рефлексией», и в целях данной статьи мы будем использовать термин «наблюдательная позиция» в качестве общего термина для такой рефлексивной формы. Подробное и детальное обсуждение различных форм рефлексии см. в работе Захавив академическом диалоге с Битболом и Птитменгином.
Таким образом, здесь предлагается, что динамизм опыта участвует в опыте ПТВ через его творческий поток, который переходит от рефлексивной к пререфлексивной позиции и наоборот, открывая и расширяя опыт движениями через его двойную структуру, предлагая возможность для изменений и появления новых значений. Через процесс PCE сначала появляются воплощенные и воплощенные значения, которые затем вербализуются и кристаллизуются словами.
Это имеет значение для субъектов, не прошедших обучение осознанности (как в случае многих из тех, кто обращается за помощью в области психического здоровья), для которых изучение собственного опыта через PCE является хорошим вариантом. По опыту автора, как в клинической практике, так и при применении микрофеноменологического интервью, было отмечено, что людям очень трудно отбросить умственные выводы, такие как суждения, рассуждения, идеи и т. д. Более того, многие из них погружены в постоянное состояние умственных размышлений, что затрудняет доступ к связанному или воплощенному присутствию, а некоторые из них открыто отвергают практику медитации. С другой стороны, были также замечены субъекты, которые, казалось, застыли и с большим трудом могли говорить о чем либо, тем более о своем собственном опыте. Использование невербальных инструментов для доступа к опыту, таких как произведения искусства ПТВ, представляет собой отличный вариант для преодоления препятствия, которое вербальный язык представляет в обоих случаях.
Конкретные примеры того, как процесс ПТВ выражается через воплощенные значения, которые затем фиксируются словами, можно найти на рисунке 2 [рисунки можно найти в оригинале статьи], где показаны произведения искусства двух женщин в рамках их процессов арт терапии.
Таким образом, эта динамичная система создания смысла включает в себя сенсомоторную координацию автора произведения искусства, его или ее эмоциональность, которая воздействует на пластические материалы, и сами материалы. Это подразумевает, что он или она является владельцем тела, которое делает возможным творческо-экспрессивный процесс (владение телом). Это также подразумевает, что автор несет ответственность за принятие решений в творческом процессе (агентность тела), таких как выбор типа материалов, техники, цветов, смесей, формата, а также за определение границ процесса, таких как его начало и конец, которые составляют его как опыт.
Таким образом, автор является частью произведения искусства как в рамках творческого процесса, так и в качестве владельца готового произведения. Это подчеркивает недуалистическую особенность опыта: нет жесткой границы между субъектом и объектом опыта, а именно между автором и его произведением искусства. Таким образом, согласно Винникотту, помимо внутреннего мира автора и внешнего мира пластических материалов, присущих творческому процессу, в этом уравнении есть третья сторона, которая представляет собой промежуточную область переживания, в которую вносят вклад как внутренний, так и внешний мир.
Двойное применение искусствоведческого исследования опыта, а именно для психотерапевтических целей (арт-терапия) и научных целей (исследования на основе искусства), будет обсуждаться ниже.

Арт-терапия и изучение опыта

Далее процесс арт-терапии относится к полному психотерапевтическому процессу. Сеанс арт-терапии относится к одному сеансу продолжительностью около одного часа. Под процессом ПТВ я имею в виду один творческий процесс, результатом которого является одно произведение искусства. Во время сеанса арт-терапии обычно развивается только один процесс ПТВ.
Целебный потенциал художественного опыта, как при соприкосновении с произведением искусства, так и при его создании, хорошо документирован. Что касается произведения искусства ПТВ, его лечебный потенциал заключается либо в самом творческом процессе, либо в некоторой форме символизации полученного произведения искусства, благодаря чему полученные инсайты могут оставаться доступными для пациента. Клинический опыт в арт терапии показывает, как сам творческий процесс функционирует как значимый и уникальный опыт для пациента, способствуя развитию чувства владения своим телом и способности действовать, что, в свою очередь, восстанавливает чувство компетентного и творческого существования в мире. С другой стороны, полученное произведение искусства открывает значения, которые были недоступны субъекту, и позволяет переформулировать его опыт на основе воплощенного понимания, которое подразумевает другое чувство и бытие в мире, которое позже может кристаллизоваться в словах (см. два клинических случая в качестве примеров на рисунке 2 [рис. 2]).
Это особенно актуально для психотерапевтической работы с травматическими переживаниями, в которой можно наблюдать отстраненные формы вербального выражения: слова, казалось бы, не имеют эмоционального резонанса. Это явление, получившее название «диссоциация», требует других форм доступа к переживаниям, таких как невербальные методы широкого спектра творческих искусств-терапий, соматическое переживание, сенсомоторная психотерапия и так называемые телесно-ориентированные терапии. Учитывая, что нет опыта, который был бы бессмысленным, даже если он еще не сформулирован словами, что часто бывает в случае травмы, процесс ПТВ также является опытом воплощенных значений, которые еще не вербализованы, но выражены в результирующем произведении искусства.
Оба случая, представленные на рисунке 2 [рис. 2], показывают травматические регистры, которые были недоступны сознанию. В первом случае это девитализованное тело и печаль, заключенная в груди, от детства, полного пренебрежения и жестокого обращения. Во втором случае психологическое насилие и постоянное отвержение со стороны сводных братьев и сестер, а также насильственная и преждевременная смерть отца со временем привели к жесткой конфигурации тела как форме защиты.
Следовательно, любые психотерапевтические усилия направлены на то, чтобы дать понимание опыта субъекта через раскрытие значений, которые ранее не были в его или ее рефлексивном сознании. Как можно заметить на рисунке 2 [рис. 2], указания арт-терапевта в обоих случаях не влияют на конечный результат художественного произведения. Ни терапевт, ни пациент не могли иметь заранее определенного представления о нем, поэтому удивление автора значениями, которые возникают из его собственного произведения искусства, показывает предрефлексивную особенность процесса, который развивается в направлении постепенного раскрытия таких воплощенных значений.
Таким образом, именно через творческий процесс (с его ритмами, импульсами, движениями, жизненной силой, энергией, жесткостью, расслабленностью или плавностью, использованием пространства и т. д.) возникают эти образы, запечатлевая на чистом листе этот дорефлексивный и сенсомоторный процесс, результатом которого становится произведение искусства как конкретная метафора воплощенных значений. Это выражено на рисунке 2 [рис. 2] следующим образом: В первом случае — отсутствие жизненной силы и энергии, отсутствие связи с телом и эмоциями, отсутствие активности и чувства владения собственным телом как активным агентом в окружающей среде. Во втором случае — телесная конфигурация чувств ярости как защита от эмоциональной уязвимости пациентки, выраженная в перенапряжении шеи и плеч, чтобы удержать горящую голову, которая, в свою очередь, выражает болезненные точки ее фибромиалгии.
Таким образом, в ходе сеанса арт-терапии развивается полный творческий процесс с четко определенным началом и концом. Как сам процесс, так и конкретный результат пластической работы организованы как часть опыта с его особенностями, значимостью и актуальностью, выраженными в воплощенных и олицетворенных значениях, которые можно дополнительно кристаллизовать с помощью вербального языка.
Кроме того, в практике арт-терапии процесс ПТВ является опытом сам по себе, но в то же время он может выражать предыдущий опыт (опыта), часто связанный со страданием. Благодаря своему развертыванию, творческо-экспрессивный процесс формируется как новая воплощенная самоорганизованная система значений, которая становится значительной частью психологических ресурсов и изменения субъективного опыта страдания для индивидуума. Таким образом, арт-терапия воспроизводит двойную структуру опыта, поскольку «выражает» данный опыт, что подразумевает отсрочку вербального осмысления этого страдания, одновременно раскрываясь через воплощенный значимый творческий опыт, который приводит к рефлексивной позиции как опыту опыта рекурсивным образом.
Процесс ПТВ естественным образом способствует раскрытию «как» данного опыта воплощенным и процедурным образом, способствуя самосознанию и изменению. Преобладание невербальной, спонтанной и интуитивной позиции (здесь называемой наблюдательной позицией) во время сеанса арт-терапии является значительным отличием от обычной ментальной, вербальной и репрезентативной позиции традиционных вербальных психотерапевтических подходов.
Таким образом, как показано на рисунке 3 [рисунок можно найти в оригинале статьи], я могу выделить, по крайней мере, две различные формы рефлексии.
1. воплощенное, в основном невербальное отражение или наблюдательная позиция опыта, и
2. вербальный уровень или репрезентативная позиция опыта.
Однако, несмотря на то, что творчески-экспрессивный язык предпочитает рефлексивную позицию наблюдения над репрезентацией опыта (см. Рисунок 3 [Рис. 3]), некоторым людям трудно открыться для дорефлексивного творческого потока, оставаясь таким образом в защитной позиции на рефлексивном или репрезентативном уровне.
Исходя из клинического опыта автора, эту «репрезентативную защиту» можно наблюдать в преобладании фигуративности в пластических работах (произведения искусства, представляющие объект из реальности, например, рисование яблока таким, каким оно есть в реальности) или в размышлениях во время творческого процесса, которые выводят пациента из опыта. В любом случае, эти сопротивления являются частью самого терапевтического процесса и, следовательно, должны быть интегрированы терапевтом в интересах пациента. Кроме того, динамика между рефлексивным и дорефлексивным опытом считается частью ценного источника информации, который позволяет наблюдать различные паттерны с точки зрения уровня погружения в творческий процесс или трудности вхождения в него, поддерживая диалог или рефлексию, будь то самокритичные «Я плохо в этом», «Я ошибся», «Это уродливо» и т. д.), или критикуя материалы («Мне не нравится гуашь», «Этот лист бумаги слишком большой», «это не тот цвет, который я хочу»), или просто останавливаясь в какой-то критической точке самого творческого процесса, как своего рода шокирующее неведение, как двигаться дальше, или окончательный выбор «готово», который может показывать различные паттерны с точки зрения легкости или сложности отрыва от произведения искусства и его признания законченным. В целом, процесс ПТВ информирует терапевта об уровне напряжения между рефлексией и непосредственным опытом, который участвует в страдании пациента.
В практике арт-терапии как конкретные, четко сформулированные переживания, так и более расплывчатые или открытые переживания, такие как аффекты, чувства, эмоции или ощущения, имеющие особое значение для пациента, могут стать частью творческого процесса сеанса. В обоих случаях процесс ПТВ не дает пациенту застрять в своей привычной системе представлений, способствуя связи с переживанием в его неявных и воплощенных аспектах. Например, вопрос о чувствах гнева, поощряющий рассказ о том, что раздражает или беспокоит пациента (люди, ситуации, события, мысли и т. д.), не дает той же информации, что и приглашение субъекта выразить свой гнев в работе ПТВ (что можно увидеть во втором случае на рисунке 2 [рис. 2]).
Таким образом, помощь субъекту в отрыве от содержания его опыта и переносе внимания на его способ переживания позволит добиться значимых изменений. В этом смысле использование арт-терапии является инструментом, который естественным образом позволяет добиться этого изменения фокуса у пациента путем приостановки объяснений или вербальных концептуализаций, чтобы уступить место процессу ПТВ. Именно через творческий процесс можно будет выявить закономерности или инварианты в структуре переживания страдания, которые поддаются изменению, путем сравнения различных моментов процесса арт-терапии (несколько процессов ПТВ с наблюдением некоторых повторяющихся форм рисования, следов, цветов, движений, раскрывающих некоторые закономерности динамического потока переживания, наряду с различными полученными произведениями искусства как конкретными метафорами таких форм переживания).

Исследования на основе искусства и изучение опыта

Настоящая статья призвана дать некоторые ответы на предложение Макниффа применять арт-терапии в качестве способов выражения того, что не может быть передано обычным языком, в исследованиях. Макнифф призывает к созданию новых форм исследований, резонирующих с художественным процессом. Автор подчеркивает необходимость изучения того, как процессы творческой арт-терапии могут быть применены к исследованиям, ссылаясь на акцент Гадамера на эстетическом опыте как сущности опыта как такового, что представляет собой феноменологический возврат к эстетическому опыту.
При изучении опыта расширение фокуса может затруднить связь с прямым, воплощенным опытом, переходя на более описательный и репрезентативный уровень абстракции, если не использовать инструменты, которые способствуют приостановке естественного отношения, такие как медитативная практика, феноменологическое и микрофеноменологическое исследование опыта и художественное выражение, как предлагается в этой статье. Не представляется возможным получить легкий доступ к воплощенным, процедурным и дорефлексивным сигналам при попытке вербально исследовать более широкие и менее ситуативные переживания, например, переживание «отпуска» в общем смысле. Традиционные качественные методы являются более подходящими инструментами для вербального исследования таких более широких и открытых переживаний благодаря их субъективному описанию, которое приводит к обоснованной теории, которая, хотя и будет основана на субъективном описании индивидуума, своим «теоретическим» характером честно признает свою отдаленность от дорефлексивного переживания. В этом отношении невербальные подходы являются полезными инструментами для исследования таких более широких и менее ситуативных переживаний, поддерживая связь субъекта с его воплощенным опытом, как в случае с искусствоведческими исследованиями, которые дают возможность отложить слова и выразить опыт через творческий процесс.
Вместо этого, фокусируясь на конкретном, ситуативном и четко ограниченном опыте, таком как то, что Дьюи считает опытом, можно облегчить вербальный доступ к процедурным и воплощенным аспектам непосредственного опыта, например, исследуя момент, когда я катался на лошади во время отпуска. Именно по этой причине микрофеноменология и нейрофеноменология применяются в «экспериментальных условиях», в которых субъекты подвергаются определенному и четко ограниченному опыту, который затем подвергается дальнейшему изучению.
Таким образом, искусствоведческие исследования могут быть использованы в обоих случаях (менее ситуативные и хорошо ситуативные переживания) без ущерба для телесной связи и возможности доступа к дорефлексивному опыту. Кроме того, сам процесс ПТВ представляет собой уникальный, конкретный и хорошо ситуативный опыт, который позволяет применить то, что Петитминген предлагает в качестве методологического императива.
Этот акцент на «как» ситуативных переживаний является важным отличием микрофеноменологии от традиционных качественных методологий, что подразумевает разницу между описательным изложением нашего опыта, которое неизбежно фокусируется на фактах, действиях и событиях, что затуманивает осознание того, что все эти содержания опыта проходят через особый способ или форму переживания, которые являются сугубо субъективными и частью нашего особого способа переживания. Поэтому, если в центре внимания исследования находится пережитый опыт, а не его содержание, методологии, которые будут использоваться, должны учитывать это. Исследования на основе искусства предлагаются здесь как естественно связанные с изучением пережитого опыта и одна из методологий выбора.
С одной стороны, именно ситуативный и ограниченный характер процесса ПТВ как опыта позволяет получить доступ к «как» опыта, в котором выявление инвариантов также открывает возможность их изменения. С другой стороны, художественный язык кажется лучшей формой для предрефлексивного выражения более широкого, неситуативного или открытого опыта (процесс ПТВ об опыте).
Если взять индийскую метафору о слепых и слоне, то изучение опыта как многомерного и динамичного явления, по-видимому, невозможно охватить с помощью одного метода. Исследование Valenzuela-Moguillansky et al. демонстрирует многообещающую интеграцию традиционных качественных методов, микрофеноменологии и искусствоведческих исследований, которая не только проясняет различия между ними, но и предлагает возможность в целом хорошо подойти к всему феномену, который влечет за собой живой опыт. Таким образом, их исследование исследует опыт процесса выздоровления женщин с фибромиалгией с помощью многоуровневого подхода:
1. нарративный уровень для доступа к широкому телесному опыту выздоровления как неситуативному опыту с помощью интервью, разработанного в соответствии с руководствами по качественным методам исследования, что приводит к тематическому анализу;
2. процедурно-воплощенный уровень посредством микрофеноменологического интервью для доступа к подробным вербальным описаниям отдельных жизненных ситуаций, и
3. невербальный уровень посредством исследования на основе искусства (техника Body Mapping), направленного на углубление отдельного момента, который был затронут в микрофеноменологическом интервью с акцентом на сенсорном, постуральном и телесном резонансе затронутого момента.
Эта техника, примененная ими, показывает, как уже упомянутые «воплощенные значения» проявляются в виде таких качеств, как размер, цвет, текстура, форма, расположение и ощущения, как форма телесного резонанса или эстетического резонанса конечного произведения искусства, а также как способ графически визуализировать отношения между двумя моментами, ранее вызванными во время микрофеноменологического интервью, как две разные, но связанные формы телесных конфигураций.
Все вышесказанное позволяет выделить еще одну характеристику художественного исследования опыта, которая касается его большого преимущества в коммуникации результатов. Возможность представить конечные произведения искусства позволяет читателю участвовать в пережитом опыте субъектов через эстетический резонанс с их произведениями искусства.

Роль языка в доступе к опыту через произведения искусства

Изучение опыта с помощью техник интервью опирается на использование вербальных описаний, как и традиционные психотерапии. Психотерапии изучают человеческий опыт с помощью техник интервью и основывают свой трансформационный потенциал на интерсубъективном исследовании опыта посредством терапевтического разговора. Несмотря на то, что нет однозначных ответов о роли языка как инструмента для исследования опыта, можно считать, что путем преобразования дорефлексивного материала в концепции кристаллизуется нечто, что в значительной степени представляет ценность вербальных психотерапий, но также и их ограничения. Кроме того, язык участвует в динамическом взаимодействии между дорефлексивным и рефлексивным опытом, где возникают различия и явные значения. В этом отношении можно сказать, что пластическое выражение, будучи глубоко телесным, сенсомоторным и аффективным опытом, подразумевает опыт, который передает значения. Эти значения, которые имплицитно присутствуют в творческом жесте, можно далее развернуть в рефлексивной позиции с помощью слов.
Но, соглашаясь с тем, что язык возникает из тела посредством его сенсорно моторных исследований и его эмоционального и аффективного резонанса , остается вопрос о том, что происходит, когда в какой-то момент размышления об опыте могут отделиться от его воплощенного значения. Рассмотрим признаки алекситимии, присутствующие в ряде психических расстройств, таких как пищевые и соматоформные расстройства, диссоциативные признаки травматических переживаний или симптомы руминации, характерные для депрессии, которые, как уже упоминалось, могут значительно затруднить задачу исследования их переживаний с помощью вербального языка.
Один из возможных ответов на вопрос о моменте отрыва рефлексии от непосредственного опыта может заключаться в различии между различными типами рефлексии. Среди них здесь представляют интерес: рефлексивная позиция наблюдения за опытом (называемая созерцательной позицией или феноменологической рефлексией) и рефлексивная позиция размышления об опыте или его представления, которая соответствует тому, что Захави назвал «самоотдалением», и что в буддийской традиции считается одним из признаков существования и источником страдания, поскольку рефлексия всегда находится вне времени, а непосредственный опыт невозможно охватить рефлексией. В соответствии с так называемой «неуловимой природой» чувства «я» и его неудачными попытками ухватить опыт через рефлексию, я предлагаю считать, что рефлексия подразумевает дистанцию от дорефлексивного опыта, которую она не может сократить.
Таким образом, то, что мы здесь рассматриваем как рефлексивную позицию мышления об опыте или его представления, относится к естественному или наивному отношению, которое предполагает внешнюю реальность нашего опыта и как факт, который можно описать вербально и соотнести с концепциями, представлениями и суждениями. Рефлексивная позиция наблюдения за опытом относится к пребыванию в опыте, его поддержанию и, таким образом, сохранению его живым. Таким образом, то, что мы называем наблюдением за опытом, подразумевает пребывание в его сенсорных воплощенных атрибутах, откладывая присвоение вербальных значений, как в случае созерцательных практик и феноменологической редукции. Точно так же, как человек пробует еду, наблюдение за опытом связано с удержанием вкусовых качеств как сенсорных качеств без навязывания ментальных представлений. Это соответствует состоянию осознанности или «полноты тела» по терминологии Колдуэлла, при котором мысли откладываются в сторону, чтобы наблюдать за собственным воплощенным опытом.
Со своей стороны, творческо-экспрессивный процесс также соответствует способу поддержания или «наслаждения» опытом и откладывания вербального присвоения значений, что открывает возможность облегчения страдания через изменение и творчество. Это означает, что он работает как наблюдение за опытом, а не как размышление о нем. Кроме того, произведение искусства как метод доступа к опыту (для арт-терапии или исследований) избегает репрезентаций и доступа к воплощенному опыту, который Ливи называет «безосновательной теорией» как часть парадигмы искусствоведческих исследований.
Таким образом, роль языка в исследовании опыта через работу с ПТВ состоит в рекурсивном раскрытии генерации смысла. В первый момент творческий процесс представляет собой систему воплощенных невербальных значений, возникающих непосредственно из тела через наблюдательно-рефлексивный поворот (цвета, текстуры, движения, ритмы, формирующие образы). Далее, после последовательных рефлексивных поворотов и, особенно, когда работа завершена ее автором, могут возникать вербальные значения (см. рисунок 1 [Рис. 1]).
Здесь предлагается, что как созерцательные практики, арт-терапии, исследования на основе искусства, так и микрофеноменология являются телесными и ориентированными на предрефлексию, принимая наблюдательную позицию для исследования опыта, при этом вербализация играет разные роли и имеет разное значение в самом процессе исследования опыта (т. е. откладывание мыслей в сторону для пребывания в присутствии, осознанности или телесности в созерцательных практиках, некоторое дальнейшее проработка образов полученных конкретных произведений искусства в процессе ПТВ и средство доступа к процедурному описанию конкретного пережитого опыта).
В случае произведения искусства вербальные значения, возникающие в творческом процессе, могут иметь меньшее расстояние от непосредственного воплощенного опыта, чем вербальные значения, полученные в ходе интервью. Кроме того, они, вероятно, будут иметь совершенно другое содержание. В исследовании Valenzuela это можно наблюдать довольно ясно, поскольку те же подфазы момента, которые были исследованы в микрофеноменологическом интервью, были дополнительно выражены с помощью техники картирования тела. Таким образом, то, что выражено в пластической работе, тесно связано с тем, что было исследовано вербально во время интервью, но с новыми воплощенными значениями, возникающими из него (т. е. подфаза напряжения и ригидности: визуальные особенности: темные цвета, острые края, меньший размер тела и сжатая поза, среди прочего, что не было присутствовало в вербальном описании интервью). Таким образом, исследование опыта с помощью искусства, как и микрофеноменологическое интервью, фокусируется на процедурных и сенсорных сигналах, которые позволяют раскрыть воплощенные значения. В случае произведения искусства аффективная и оперативная интенциональность проявляются через невербальный творческий процесс, а в последнем — через вербальную технику эвокации; оба работают как полезные инструменты для поддержания предрефлексивной позиции.
В любом случае, я предлагаю здесь, что когда субъекты из-за своего размышляющего и гиперрефлексивного мышления испытывают трудности с поддержанием или контактом со своим внутренним воплощенным опытом (чтобы легко получить доступ к своему дорефлексивному опыту через интервью), исследование опыта на основе искусства может быть очень полезным инструментом, который предотвращает попадание субъекта в ловушку или погружение в мысли или слова, чтобы открыться творческому раскрытию, перенеся фокус внимания на связанную с телом позу. Таким образом, в таких случаях использование произведения искусства ПТВ будет похоже на то, как сказать субъекту: «меньше слов и больше действий или рук для работы».

Обсуждение

«Когда я терялся в словах и чувствах, я искал опыт в невербальной, подсимвольной сфере, чтобы найти слова для того, о чем я не мог говорить, и получить доступ к чувствам, которые я мог бы связать со словами в моем вербальном повествовании. В мире движения и дыхания — сенсорной, моторной и висцеральной сфере — я вступил в контакт с тем, что Винникотт (1960) называл истинным «я», источником спонтанных жестов».

Согласно аргументации в этой статье, художественно-экспрессивные инструменты являются одним из вариантов феноменологического исследования опыта как с терапевтическими, так и с научными целями. Процесс ПТВ, а также полученные в его результате произведения искусства могут повлечь за собой феноменологическую редукцию, которая является наиболее часто используемой техникой, отмеченной как решающая для феноменологического исследования опыта.
В любом случае, достижение феноменологической редукции посредством творческой работы не является чем-то само собой разумеющимся, а требует соответствующей атмосферы и руководства со стороны арт-терапевта или исследователя. Подобно микрофеноменологическому интервью, в котором используются специфические инструменты, такие как вызывание определенного состояния эвокации у интервьюируемого, PCE как форма феноменологической редукции также требует определенных специфических условий. По опыту автора как арт-терапевта, инструкции, данные субъекту, имеют решающее значение, среди них можно упомянуть: четкое указание, что речь идет не о создании чего-то «красивого», а о создании чего-то подлинного, приглашение субъекта играть и рисовать изнутри, позволяя себе увлечься движениями и формами, которые возникают в самом творческом процессе, или связью с данным опытом, который необходимо выразить. Выбранная пластическая техника также может быть использована в пользу феноменологической редукции, некоторые из них более склонны вызывать размышления и приводить к более фигуративным-репрезентативным работам, таким как рисование карандашом по сравнению с живописью, и использование кистей по сравнению с кисточками. В целом, те техники, которые препятствуют рациональному контролю творческого процесса, являются лучшими, если требуется, чтобы субъект оставил в стороне умственный, рациональный контроль, чтобы погрузиться в творческий-экспрессивный опыт.
Однако все эти рекомендации, вытекающие из клинического опыта, должны быть подвергнуты эмпирическому исследованию с целью разработки достаточно строгой методологии, основанной на искусстве, для изучения опыта, которую можно было бы воспроизвести в различных исследованиях. В этом отношении существует широкий спектр областей для изучения опыта, в которых можно применять метод исследования, основанный на искусстве.
Во-первых, как было показано здесь, психотерапия, рассматриваемая как дисциплина, направленная на интерсубъективное исследование опыта, является областью, в которой арт-терапия представляет собой мощный инструмент для приближения к невысказанному измерению страдания. Если любое психическое страдание имеет свое невысказанное измерение, то в некоторых случаях выбор способа облегчения страдания находится в основном на этом дорефлексивном уровне опыта. Это может быть связано с невозможностью найти ни источник страдания, ни решение на нарративном или рефлексивном уровне. Таким образом, симптомы, возникающие в результате травматического опыта, можно лечить с помощью традиционного вербального психотерапевтического процесса, но это, вероятно, будет неоправданно длительный процесс, или можно добиться быстрого облегчения симптомов, но вероятность рецидива будет очень высока, если не будут устранены диссоциированные и глубоко закрепленные в теле травматические регистры.
Во-вторых, в области изучения опыта для научных целей, исследования на основе искусства также могут внести вклад в широкий спектр направлений исследований, например, в экспериментальные протоколы нейрофеноменологии. Известно, что экспрессивный потенциал художественного творчества имеет корреляты в мозге, которые показывают, как мозг заново переживает то, что субъект выражает художественно. Это позволяет произведению искусства ПТВ стать способом переживания прожитого опыта в процессе, который можно наблюдать в режиме реального времени, и в то же время добавить к отчету о результатах конкретное изображение, которое через эстетический резонанс тела позволяет передать исследуемый опыт невербальным способом. Кроме того, исследования на основе искусства могут быть добавлены к экспериментальным протоколам в области изучения эмоций, сознания и любого исследования опыта от первого лица, которое выигрывает от возможности наблюдать за развитием опыта в режиме реального времени.
В противном случае, в области травматических переживаний исследования на основе искусства также могут быть полезным инструментом, поскольку они позволяют заново пережить события, выразить эмоции без необходимости прямого контакта с травматическим событием и способствуют задействованию телесного регистра, который был недоступен субъекту (что дает возможность психотерапевтического облегчения страданий в условиях арт-терапии). Кроме того, исследования на основе искусства могут быть полезным инструментом для изучения воплощенных переживаний различных психических проблем, способствуя таким образом более глубокому пониманию психопатологии с точки зрения воплощенного подхода.
Несмотря на то, что феноменология и психотерапия совпадают в изучении опыта как одной из своих основных целей, а требование феноменологической редукции для изучения опыта подразумевает акцент на неявном опыте, а не на ментальном представлении через вербализацию, обе они совпадают в кристаллизации опыта в вербальные представления, которые можно передавать и делиться. Это делает необходимым рассмотрение роли языка в подходе к опыту. Согласно тому, что было разработано здесь, мы можем сделать вывод, что язык является неотъемлемым аспектом человеческого опыта, но он имеет двойную сторону: с одной стороны, он возникает как процесс генерации смысла из сенсомоторных переживаний, а с другой стороны, он может отдалять нас от этих телесных переживаний через мысли, суждения или представления, где вербальный язык навязывается воплощенному опыту, что мы здесь определили как «вербальное превосходство».
В этом отношении произведение искусства появляется в сознании его автора, в то время как оно возникает из сенсомоторных исследований пластических материалов. Таким образом, за исключением фигуративного искусства, процесс PCE (описанный здесь) требует от его автора оставаться в основном на дорефлексивной и воплощенной позиции, названной здесь позицией наблюдения. Таким образом, он способствует феноменологической редукции, откладывает вербальное создание смысла и откладывает в сторону привычный поток мыслей, объяснений или «что» опыта, и раскрываются телесные жесты. Эти воплощенные значения выражаются и материализуются в конечном произведении искусства, из которого могут далее возникать слова. Через сенсомоторные исследования творческого процесса интенциональность раскрывается как выражение того, как сознание «направлено на», тем самым выражая паттерны переживания. Таким образом, «как» переживания может раскрыться в творческом процессе через штрихи, формы, цвета, движения и ритмы, которые затем могут быть переведены в слова. Как в процессе творчества, так и в его результате могут появляться паттерны или структурные особенности переживания.
Возникающие инварианты или паттерны опыта могут быть идентифицированы именно благодаря феноменологической редукции. Таким образом, часть сложной будущей линии исследований заключается в установлении руководящих принципов для основанного на искусстве исследования опыта, которое явно использует его. Хотя кажется невозможным погрузиться в экспрессивный творческий поток и в то же время сохранять объяснительно-рефлексивную позицию, получение строгой методологии для содействия и поддержания этого творческого-экспрессивного погружения требует систематизации.
Область изучения опыта стремится получить доступ к воплощенному опыту, и процесс ПТВ является подходящим инструментом именно потому, что он полностью воплощен. Тело является владельцем произведения искусства и агентом процесса создания. Оно явно избегает репрезентаций и способствует выражению воплощенного и дорефлексивного материала. Таким образом, произведение искусства соответствует конкретной зоне сближения субъекта и объекта: это нечто существующее там, что не является субъектом, но создано им и принадлежит субъекту. Это конкретное выражение опыта является результатом динамичной воплощенной системы создания смысла в творческом процессе. Как конкретный экспрессивный результат, так и его творческий процесс являются ценными исследовательскими и терапевтическими ресурсами.
В случае арт-терапии терапевт, пациент, его/ее творческий процесс и полученное произведение искусства образуют динамическую интерсубъективную систему создания смысла, в которой дорефлексивный материал становится рефлексивным, но при этом сразу же изменяется. Изменение опыта неизбежно, как и сама терапевтическая цель. Для исследователя, участника, их творческого процесса и полученного произведения искусства также образуют динамическую интерсубъективную систему создания смысла, в которой подразумеваются кибернетические системы первого и второго порядка. Это означает, что исследователь неизбежно вовлечен в творческий процесс и результат, который он или она стремится исследовать, что также является убедительным аргументом для разработки руководящих принципов и стандартов для исследований, основанных на искусстве.
Что касается роли языка в изучении опыта, то открытым остается вопрос, позволяет ли использование вербального языка для изучения опыта понять его или ограничивает доступ к опыту. Могут ли ПТВ и полученные в результате произведения искусства быть достаточными для содействия психотерапевтическим изменениям, или это невозможно без дальнейшей вербальной проработки? Может ли конечное произведение искусства быть хорошей формой представления результатов исследования в области изучения опыта? Я думаю, что да, потому что оно обладает уникальной особенностью выражать через эстетический резонанс пережитый опыт, который оно передает. Здесь возникает вопрос: необходимо ли добавлять слова к произведению искусства для представления результатов?
Если мы будем последовательны в отношении рекурсивной природы процесса ПТВ, изменчивой природы опыта и его выражения в художественном творчестве, то можно сказать, что возможности сообщать что-то новое каждый раз безграничны. Таким образом, возможно ли иметь методологически строгий способ исследования и сообщения результатов о пережитом опыте? Я думаю, что да, но все еще есть место для разработки и совершенствования таких строгих методов, которые обеспечивают надежность результатов.
В противном случае, для создания более организованного «инструментария», который будет служить ориентиром как для терапевтических, так и для исследовательских решений, необходимо провести дополнительные исследования по использованию различных пластических материалов и техник. Как мы знаем из опыта, некоторые пластические техники способствуют экспрессивному искусству, другие — фигуративному, третьи — созерцательной позе (например, как в случае буддийских мандал из песка) или препятствуют рациональному контролю.
В этом смысле откладывание слов посредством «бесэговой» позиции наблюдения, предпочитаемой творческим процессом, можно приравнять к созерцательной позиции отстранения от наших суждений и мыслей, чтобы прислушаться к потоку нашего воплощенного опыта и, таким образом, к самому исцеляющему опыту, который может не требовать дальнейшей вербализации.
Таким образом, творческий художественный опыт предлагается здесь как способствующий феноменологической редукции и позиции осознанности, которая была названа позицией наблюдения в противоположность позиции репрезентации. Однако следует отметить, что это не означает, что любой художественный опыт передает такое конкретное состояние. Именно поэтому здесь обсуждается роль процессов ПТВ в области искусствоведческих исследований для изучения опыта. С нашей точки зрения, арт-терапия открывает склонность, благодаря самому процессу ПТВ, откладывать нарративы и поддерживать опыт, подобно тому, как это делают практики созерцательной и феноменологической редукции.
Наконец, динамизм подчеркивает изменчивую природу опыта, которая является одновременно проблематичной и желательной. Проблемной для изучения опыта, поскольку делает невозможным его изучение таким, каким он есть: наблюдение за опытом всегда означает его изменение. В то же время, желательной для целей арт терапии, поскольку она стремится изменить страдающий опыт. В этом отношении изменчивая природа опыта является чем-то, что следует принять как ограничение для его научного исследования, которое лучше учитывать, чем игнорировать. А для арт-терапии она представляется чем-то, что необходимо управлять, чтобы добиться желаемого терапевтического изменения.

Заключение

В настоящей статье были разработаны и обсуждены произведения искусства ПТВ в рамках арт-терапии как инструмента феноменологического исследования опыта как для терапевтических, так и для исследовательских целей.
Я аргументировал, как уровень контакта с опытом на дорефлексивном уровне благоприятствует использованию техники арт-терапии. В этом отношении феноменологическая редукция, произведение искусства как опыт и недвойственность творческого экспрессивного опыта позиционируют его как воплощенную систему создания смысла и динамическую систему, через которую может раскрыться еще не символизированный опыт. Таким образом, роль языка в этом процессе создания смысла в первую очередь коренится в сенсомоторном исследовании творческого процесса как процесса выражения; далее, его роль заключается в создании нарратива, который объединяет опыт, выраженный через произведение искусства, и сам творческий процесс как опыт. Эта интеграция неизбежно влечет за собой изменения в способе представления данного опыта, а также в способе переживания дальнейших опытов. Она отражает как психотерапевтическую силу техник арт-терапии, так и ограничения исследований, основанных на искусстве. Однако, если мы считаем, что наблюдатель является частью наблюдаемого, то полученные знания неизбежно являются измененным опытом в результате самого процесса наблюдения. Это ограничение не ограничивается исследованиями, основанными на искусстве, но распространяется на любой другой подход к исследованиям.
В заключение я считаю, что есть достаточно возможностей для развития искусствоведческих исследований как методологии, обладающей достаточной строгостью, чтобы внести вклад в феноменологическое изучение опыта.

Оригинал статьи, список литературы, контакты авторов здесь.