Забота через ткань: текстиль и травма мертворождения
Страницы 491–508 | Опубликовано онлайн: 08 февр. 2022 г.
Проект “Забота через ткань” связывает процессы восприятия, создание детской одежды, заботу о ней и тканях, из которых она изготовлена, с адаптивным преодолением перинатальной потери. Мертворождение травматично, потому что оно (a) нарушает естественный порядок жизни, (б) представляет собой неоднозначную потерю, которая оставляет мало осязаемых доказательств для ее подтверждения или описания, (в) является культурным табу и стигмой, которая лишает родительства индивидуальности [ребенка] и (г) может привести к тяжелому горю. Таким образом, горе утраты ребенка при мертворождении является сложным как с психологической, так и с социальной точки зрения. В медицинской практике одеяла, детская одежда и мягкие игрушки являются частью ритуалов, связанных с мертворождением - они способствуют физическому контакту, уходу и созданию воспоминаний. Текстиль является частью коробки памяти и часто используется в качестве поддержания личных ритуалов. Арт-проекты и благотворительные организации дарят текстильные объекты или поддерживают семьи при создании таковых, чтобы помочь им пережить горе. Несмотря на это, существует ограниченный анализ значения текстиля для горевания при мертворождении, а также недостаточное изложение используемых теорий значений. Это исследование основывается на психобиологическом понимании искусства и использует гипотезу артификации Диссанаяке и теорию возможностей Гибсона для изучения роли текстиля в горевании при мертворождении. В статье (а) рассматриваются литературные и контекстные источники и (б) используется авто- и сенсорная этнография для исследования связи между текстилем и гореванием при мертворождении. В статье описывается тот факт, что детская одежда и связанные с ней текстильные изделия используются для ритуалов чувствования, ухода и создания, в которых появляется возможность через проведение аналогий артифицировать и выражать опыт, потребности и нужды родителей, переживших травму мертворождения. В результате первичных выводов была сформирована программа воркшопа под названием "Забота через ткань", цель которого — поддержать родителей в их адаптивном копинге и собрать качественные данные для дальнейшей оценки адаптивного значения восприятия, взаимодействия и создания с использованием текстиля в художественных активностях.
Ключевые слова: текстиль, травма, мертворождение, траур, ритуал, адаптивный копинг.
Введение: проект «Забота через ткань»
Проект "Забота через ткань" показывает связь ритуалов чувствования, ухода и создания из одежды и других детских текстильных изделий в адаптивном преодолении утраты при мертворождении. Мертворождение определяется как рождение младенца, который умер в утробе примерно в срок и появился на свет без признаков жизни (Торнхилл, 2019). Мертворождение приходится на каждые двести родов. Это травматическое событие, амбивалентная утрата (Каччиаторе, Дефрейн и Джоунс, 2008) и культурное табу (Брайерли-Джонс и др., 2014; де Бернис и др., 2016). Оно лишает ребенка идентичности, а родителей лишает их статуса; а кроме этого, заставляет молчать и стыдиться, что, в свою очередь, может приводить к серьезным психологическим и социальным трудностям в процессе горевания (Хьюман и др., 2014; Брайерли-Джонс и др., 2014; Голан и Лейхентрит, 2016). Проект "Забота через ткань" опирается на психобиологию, воспринимая искусство как адаптивное, ритуализированное поведение (Диссанаяке, 2000, 2009, 2017, 2018а, 2018b). Через эту призму исследуется значение ритуализированных взаимодействий с тканью в процессе поддержки тех, проживает горе в результате мертворождения.
В первом разделе данной статьи рассматривается тематическая литература и контекстные источники, в которых обсуждаются ритуалы с текстилем, адаптивно поддерживающие родителей, переживших перинатальную потерю. Текстиль, используемый в клинических, постклинических и художественных ритуалах, определяется как (а) располагающий к прикосновениям, чувственному восприятию, уходу и созданию чего-либо, и (б) способствующий адаптивному преодолению через артификацию, выделение важного и использование аналогий для выражения потребностей и непрожитого акта заботы после перинатальной утраты.
В разделе 2 представлено исследование Лизы Порч, которая пережила перинатальную потерю и провела три исследовательские ауто- и сенсорные этнографии, основанные на ощущении, взаимодействии и создании с использованием детской одежды, муслиновых тканей и тальковой пудры (кукурузного крахмала) для работы над своим адаптивным благополучием. Исследовательница выявила, что такие взаимодействия давали ей опыт прикосновения и сенсорного взаимодействия и возможность исследовать близость, контакт и ритуалы ухода [за ребенком], помогали в запоминании, образном мышлении, создании воспоминаний, смыслов и размышлений о прожитом опыте в социо-культурном контексте перинатальной потери. Они дали исследовательнице способ артикулировать и выражать свои потребности в отношении ее опыта мертворождения через использование аналогий. Эти ранние этапы автоэтнографических исследований послужили основой для разработки воркшопа "Уход через ткань", который был создан с целью преодоления недостатка постклинической поддержки родителей после потери ребенка. Мастер-класс ставит целью оценить роль восприятия, взаимодействия и работы с текстилем в арт-мастерских, которые могут поддерживать родителей в их адаптивном преодолении горя.
Материалы и методы
Раздел 1: Обзор литературы и контекста
Текстиль и мертворождение: возможности тактильного контакта, чувственный опыт, уход и создание
Этот обзор анализирует литературу и контекстные источники в области клинической практики, исследований материальной культуры, арт-проектов в области здравоохранения и автоэтнографии, которые упоминают текстиль в ритуалах, связанных с мертворождением. Обзор выявляет использование одеял, детской одежды, мягких игрушек и исцеляющих арт-объектов из текстиля, применяемых в клинических, постклинических и художественных ритуалах после перинатальной потери, которые способствуют таким видам поведения, как прикосновение, восприятие, уход и создание. Эти формы поведения становятся важными средствами персонификации [ребенка], установления родительства и детско-родительского контакта, а также поддержки адаптивного преодоления горя.
В клинических ритуалах, связанных с мертворождением, прикосновение и уход часто осуществляются с помощью текстиля. В рамках стандартов Национальной программы помощи при утрате (NBCP, 2020) родителям предоставляется информированный выбор относительно их желания увидеть своего ребенка и поухаживать за ним, а также возможность создать воспоминания. В рамках этой программы можно держать, пеленанать, прикосаться, устанавливать иной физический контакт, купать и одевать ребенка. Одеяла (коробки памяти от благотворительной организации по вопросам мертворождения и неонатальной смерти Sands) и пеленки для младенцев (Nordström, 2016) используются для того, чтобы обеспечить и легитимизировать прикосновения, физический контакт и близость. Прикосновение и уход помогают принять мертворожденного ребенка как «индивидуума, которого следует любить и по которому нужно скорбеть» (Thornton, 2019, 240), а детская одежда, которая покупается, изготавливается или дарится (The Still Remembered Project; Remembering Baby Reed, Whitby и Ellis, 2018; проект «Амулет», Мари Бретт, 2011), способствует ритуалам одевания, которые подчеркивают и обращают внимание (Iversen, 2012) на личность ребенка и заботу о нем со стороны родителей. Текстиль в клинической обстановке представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление горя.
В постклинических ритуалах, связанных с мертворождением, некоторые родители используют детскую одежду, мягкие игрушки и элементы текстильной материальной культуры, связанной с утратой ребенка (Layne, 2000; https://www.sands.org.uk/support-you/how-we-offer-support/memory-box; Molly Bears - Home; Project B.E.A.R. - Bringing Empty Arms Reprieve projectbear.com), чтобы выразить свои чувства, удовлетворить потребность в том, чтобы прикасаться, держать на руках, чувствовать, ухаживать за ребенком и облегчить проблемы «реальности» и амбивалентности перинатальной утраты (Layne, 2000, 321). Чтобы облегчить боль от пустых рук, как Фиона Крак из проекта BBC News под названием “Мертворождение - я мама без ребенка”, которая держит и обнимает плюшевую игрушку, вспоминая: «Мои руки болели. Я думала, что у меня тромб, но врачи сказали, что биологическая реакция на шок от того, что у меня нет живого ребенка, которого я могла бы держать, - это нормально». Layne (2000, 339) утверждает, что «физические и чувственные аспекты материнства остро ощущаются» при перинатальной утрате, и «чувственные качества вещей» играют важную роль в выражении и скорби по этому «дефициту». Layne (2000, 324, 329) предполагает, что одеяла, детская одежда, плюшевые игрушки и стеганые постельные принадлежности обладают схожими характеристиками с «мягкой кожей» и «недоразвитыми мышцами» тел младенцев, и, по аналогии, к ним можно «прикасаться, держать, ласкать, обнимать и смотреть на них… чистить их, защищать и показывать». Для некоторых родителей текстиль в постклинической обстановке представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление горя.
Данный обзор выявляет небольшое количество текстильных арт-ритуалов, в которых родители (а) создают исцеляющий арт-объект с использованием текстиля и (б) взаимодействуют с ним для содействия адаптивному преодолению перинатальной утраты. Через создание и взаимодействие с текстилем раскрываются такие виды поведения, как прикосновение, проживание чувственного опыта, уход, заботливое взаимодействие, взаимодействие с материалами, процессами и артефактами. В проекте «Амулет» создание и использование текстильных амулетов в условиях больничной родильной палаты оказалось полезным для родителей, переживших утрату на разных стадиях беременности (Brett, 2011). В проекте «Шить утешение из горя» Олден (2000, 43) создала сумку для скорби при перинатальной утрате, в которой находились тканевое изображение плаценты, маленький тканевый младенец и целебные травы для утешения и облегчения. Она признавала, что «Горе легче лечить, если есть что-то, за что можно ухватиться, на что можно смотреть и о чем плакать». Олден (2000) описывает создание этих сумок как процесс исцеления, использующий временное, повторяющееся, медитативное действие вышивания для того, чтобы «сшить утешение из горя». Ношение тканевого младенца рядом с кожей, его называние, поцелуи, объятия, защита и слезы, пролитые над ним, обеспечивали ей чувственный опыт и заботливое участие, которые выражали ее потребности в отношении утраты. Олден (2000, 43) создавала и дарила похожие артефакты другим матерям, пережившим утрату для того, чтобы «утвердить их боль» и предоставить «инструмент для помощи в горевании». Сефтел (2006) указывает на терапевтическую ценность создания и взаимодействия с исцеляющим арт-объектом, предлагая родителям создавать маленькую текстильную подушку, наполненную травами, песком, рисом, молитвой или стихотворением для содействия адаптивному преодолению горя. Таким образом, текстиль, используемый в арт-ритуалах, также представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление перинатальной утраты.
Выходит, что текстильные аффордансы — это вещи, благодаря которым родители, столкнувшиеся с мертворождением, имеют возможность и способы производить действия и проживать утрату для удовлетворения индивидуальных потребностей (Гибсон, 1979); Их можно рассматривать как инструменты, способствующие адаптивному преодолению горя в ритуалах, связанных с мертворождением. Диссанаяке (2018b, 96) описывает аффордансы как «вещи-знаки в нашем окружении, которые способствуют нашему выживанию» и которые «обычно имеют биологическое значение». Нордстрём (2016, 146), признавая важность «того, что мы делаем руками, и того, что текстиль может для нас сделать», подчеркивает актуальность текстильных аффордансов в ритуалах, связанных с перинатальной утратой.
Текстиль и мертворождение: Артифицированный контакт, чувственный опыт, уход и создание
Контекст ритуала, в котором происходит взаимодействие с текстилем, такое как прикосновение, уход и создание, имеет ключевое значение для понимания адаптивной значимости этих действий. Ритуалы, связанные с перинатальной утратой, признаны как значимые, адаптивные и способствующие «посттравматическому росту» (Каччиаторе и Флинт, 2012, 158; Брин, 2004; Сефтель, 2006; Национальная программа помощи при утрате NBCP, 2020). Арт-деятельность, включающая (а) участие в арт-мастерских и проектах по перинатальной утрате (Кина, 2008; Бретт, 2011, 2013; Райс и др., 2019; Рид, Уитби и Эллис, 2018; STILL PARENTS | manchester-sands), (б) автоэтнографии, связанные с мертворождением и включающие создание (Футт, 2017; Филлипс и Футт, 2017; Уивер-Хайтовер, 2012) и (в) исследования арт-терапии для работы с мертворождением (Спирт, 1992; Сефтель, 2006; Бомонт, 2013), также признаются значимыми и адаптивными. Несмотря на имеющийся потенциал объяснения того, как текстильные аффордансы могут быть адаптивными и значимыми в контексте утраты, артификация (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b) как ритуализированное поведение не рассматривается в литературе.
Артификация понимается как адаптивное человеческое поведение, которое использует многомодальные, ритмичные, временные поведенческие/эстетические операции формализации, повторения, преувеличения, переработки и взаимодействия с ожиданиями для выражения ухода и потребности с помощью аналогии (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b). В артификации используются «обычное» поведение и действия, которые через ритуал превращаются в «необычные» (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b). Ритуализированные ощущения, прикосновения и уход проявляются как аналогичные знаки, «коррелирующие с» и «индексирующие» (Диссанаяке, 2018b, 105) потребность ощущать, прикасаться и заботиться. Нордстрём (2016, 146) намекает на значимость аналогии, описывая, как привычные, повседневные действия с текстилем, такие как заворачивание, одевание, покрытие и складывание, приводят к неизвестному и сложному опыту смерти и делают его реальным и осязаемым. Артификация позволяет нам рассматривать касания, сенсорный опыты, уход и создание с помощью ткани во всех ритуалах мертворождения (клинических, постклинических и просто в художественной среде) как психобиологическию артификацию. Артификация как реальный, ритуализированный, осязаемый акт имеет большое значение для утраты при мертворождении, которая (а) трудно выражается словами, (б) ограничена социальным стигматом и табу и (в) трудно выражается, так как она психологически осложнена, фрагментирована, диссоциирована, преднаративна и неинтегрирована из-за травмы утраты (Неймайер, Пригерсон и Дэвис, 2002; Ван дер Колк и Ван дер Харт, 1991).
Через артификацию (ритуализацию) поведение становится ярким и запоминающимся (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b): создание воспоминаний является ключевой адаптивной целью ритуалов при мертворождении. Поведение прикосновения, заботы и создания через текстиль в таких ритуалах становится запоминающимся и значимым через артификацию (ритуализацию). Ритуалы создания памяти являются частью “хорошей помощи при утрате” (NBCP, 2020), и упущенные возможности для их создания часто становятся причиной скорби (Торнтон, 2019). Хотя клинические ритуалы создания памяти при мертворождении ограничены по времени, новые ритуалы и воспоминания часто возникают в постклинической обстановке через практики потребления (Уивер-Хайтова, 2012, 476; Лейн, 2000, 339), мемориальные практики (Коробки памяти| Sands — благотворительная организация по мертворождению и неонатальной смерти) и, в частности, через арт-мероприятия (Уивер-Хайтова, 2012; Рид, Уитби и Эллис, 2018; STILL PARENTS | manchester-sands).
Арт-мероприятия, описанные как «инструмент поддержки горя» при перинатальной утрате, поддерживают создание памяти, продолжение связей, интеграцию утраты (Рид, Уитби и Эллис, 2018), создание смысла, сенсорное вовлечение и осязаемость (Филлипс и Футт, 2017). В то время как литература связывает текстильные ремесла с благополучием, адаптивным преодолением, потоком, мастерством и контролем (Рейнольдс, 2004), психическим и физическим удовлетворением, социальным взаимодействием и принадлежностью, самооценкой, обучением и ростом (Кеннинг, 2015), эстетическим и сенсорным удовольствием, повторением и ритмом, преодолением через действия (Футтерман-Кольер, 2011) и арт-терапией для травм (Гарлок, 2016), мало что известно о том, как текстиль в арт-мероприятиях адаптивно поддерживает родителей, несмотря на его значимость и роль в ритуалах мертворождения.
Артификация, которая выражается через «аналогию» и «пресимволические, насыщенные эмоциями, протоэстетические операции» (Диссанаяке, 2018, 13 и 24), отличается от принципиально символического понимания ритуалов мертворождения (Каччаторе и Флинт, 2012; Брин, 2004) и художественных ритуалов (Сефтел, 2006; Малькьоди, 2002; Филлипс и Футт, 2017; Бретт, 2011, 2013). Она также отличается от Проекта «Зеленая комната» (Кина, 2008), который использует психоаналитические работы Кристева для исследования материнского тела как языка, выражающего воплощенную скорбь по утрате ребенка. В то время как Кина (2008), как и Диссанаяке (2000), рассматривает искусство как поведение, а не объект, терапевтическая ценность проекта рассматривается как «реальная, но… случайная», в то время как в артификации адаптация является целью артизированного человеческого поведения и связана с искусством, здоровьем и терапией (Бай, 2012). Несмотря на то, что многие из ритуалов утраты в перинатальный период, упомянутые в данном обзоре, считаются символическими, они могут быть поняты как аналогии. В то время как Хеммингс (2018) теоритизирует их как символические, «осязаемый язык» и выраженная «осязаемая забота» пеленок Нордстрёма (2016, 151) могут рассматриваться как текстиль, взаимодействие с которым дает возможность ритуализированного (артизированного) акта прикосновения как аналогию для выражения потребности и заботы родителя, пережившего перинатальную утрату. Таким образом, процесс создания и взаимодействия с целительными арт-объектами (Альден, 2000; Сефтел, 2006), хотя и воспринимается как символический, заслуживает внимания как действие, которое доступно, позволяет совершить ритуал, искусственно создается и при этом аналогично реальным действиям.
Диссанаяке (2004, 70) утверждает, что физические и эмоциональные компоненты ритуального поведения присутствуют в ремесле и создании, и что артификация (делание особенным) может удовлетворить психобиологическую потребность (Диссанаяке, 2000). В проекте «Забота через ткань» артификация как деятельность на основе искусства рассматривается в контексте адаптивных потребностей родителей, переживших утрату при мертворождении. Исследуя утверждение Диссанаяке (2000, 2018b), что для субъективного благополучия необходима взаимность, проект «Забота через ткань» исследует возможности использования текстиля и сенсорное, интерактивное взаимодействие с тканью, чтобы через аналогию артифицировать потребность в продолжении эмоциональных связей при перинатальной утрате. В выявлении принадлежности как адаптивной потребности (Диссанаяке, 2000, 2009, 2017, 2018b) отмечается социальное признание личности [ребенка] и родительства в утрате при мертворождении, а также потребность делиться и интегрировать утрату с другими. Адаптивная потребность в создании смысла и структуры, а также в повествовании переживаний и событий (Диссанаяке, 2000) проявляется в трауре по мертворождению и исследуется в проекте «Забота через ткань» через артификацию и аналогию. В выявлении значимости практической компетентности для адаптивного благополучия (Диссанаяке, 2000) проект «Забота через ткань» исследует роль восприятия, создания и взаимодействия с детской одеждой и другим детским текстилем. Используя арт-мероприятия на основе текстиля для адаптивной поддержки выражений заботы и потребности в связи с утратой при мертворождении, проект «Забота через ткань» применяет тезис Диссанаяке (2000, 2017, 2018a, 2018b) о психобиологической значимости выражения и выделения наших забот и потребностей. Таким образом, адаптивная ценность ремесел, создания, взаимодействия и артификация через текстиль руками родителей, переживших перинатальную утрату, представляет интерес для данного исследования. Поэтому в продолжение, вторая половина этой статьи использует сенсорную и автоэтнографию как практико-ориентированное исследование для изучения того, как текстильные поведенческие действия восприятия, прикосновения, заботы и создания могут поддерживать артификацию, аналогию и адаптивное выражение заботы и потребностей в связи с утратой при мертворождении.
Раздел 2: Авто- и сенсорная этнография
Текстиль, мертворождение и авто- и сенсорная этнография
В литературном обзоре и контекстуальном анализе (раздел 1) темы аффорданса, артификации и аналогии выступают как возможные способы понимания значения текстиля в процессе траура по утрате при мертворождении. В ответ на эти выявленные темы я (исследовательница Лиза Порч, родитель, переживший утрату при мертворождении) провела три ранних исследования, используя автоэтнографию и сенсорную этнографию. Эти методы позволили мне исследовать мой личный опыт восприятия, взаимодействия и создания с детской одеждой, муслиновыми тканями и тальком (кукурузным крахмалом), а также отразить, как эти переживания связаны с моим автобиографическим опытом утраты при мертворождении, траура и адаптивного преодоления, а также с более широкими культурными темами и теориями, возникающими из литературы и контекстуального анализа.
Чанг (2008, 43) описывает автоэтнографию как метод исследования, который использует личный жизненный опыт и автобиографические данные, а также занимается их культурным анализом и интерпретацией. Дэвидсон (2011), Уивер-Хайтова (2012) и Селл-Смит и Лакс (2015) используют автоэтнографию как метод исследования для изучения перинатальных потерь. Они опираются на свой личный опыт, предоставляя внутренние взгляды и данные, которые традиционные методы исследования часто не могут учесть (Адамс, Эллис и Стейси Холман, 2017). Этот подход гуманизирует исследование, позволяет читателям почувствовать, каково переживать утрату при мертворождении, и представляет знания доступным более широкой аудитории способом. Чанг (2008, 53) утверждает, что автоэтнографии могут трансформировать как читателя, так и исследователя, способствуя саморефлексии, культурной осведомленности и становясь терапевтическим процессом. Действительно, Уивер-Хайтова (2012, 464) описывает свою автоэтнографию опыта отца, пережившего мертворождение, как «попытку исцеления».
Автоэтнография признает ценность субъективного, вызывающего эмоции, эмоционального и воплощенного опыта, используя рефлексивные, аналитические методы для их исследования и понимания. В автоэтнографии соединются личные результаты исследования с более широкими социальными контекстами, культурными темами и релевантными исследовательскими данными и теориями. Таким образом, автоэтнографические отчеты, написанные исследователями-родителями, пережившими утрату, используют индивидуальный жизненный опыт для того, чтобы дать представление о социокультурных явлениях утраты при мертворождении. Признавая, что воспоминания об утрате при мертворождении часто воплощены, ощущаются и воспринимаются (Дэвидсон, 2011), также подчеркивается актуальность сенсорной этнографии. Пинк (2015) описывает сенсорную этнографию как самосознательное, рефлексивное внимание к сенсорной практике, переживание в определенном месте и интерпретацию культурных и биографических значений этого. Пинк (2015) также выделяет связи между художественной практикой и сенсорной этнографией, которые имеют отношение к данному исследованию восприятия, взаимодействия и создания с текстилем как способам, с помощью которых можно выражать адаптивные, артифицированные выражения заботы и потребности.
Проводя авто- и сенсорные этнографии, я исследовала автобиографические значения прикосновения, чувственного восприятия, обращения с детской одеждой, пеленками, иглой, ниткой и тальковым порошком (кукурузным крахмалом). В первом исследовании (Рисунок 1) я сшила овальные тканевые мешочки размером 4 см × 3 см, наполнила их ароматным тальковым порошком (кукурузным крахмалом) и поместила их в детские ботинки, носки и варежки для царапин. Во втором исследовании (Рисунок 2) я положила более крупный мешочек с тальком на детскую майку, затем сложила майку вокруг него и зашила складки, чтобы запечатать мешочек внутри. В третьем исследовании (Рисунок 3) я повторила процесс, использованный во втором исследовании, а затем сложила муслиновую пеленку и прикрепила ее к сложенной майке, чтобы она висела и свободно развевалась. К нижнему краю муслиновой пеленки я пришла пару детских варежек для царапин. Я взаимодействовала со всеми текстильными объектами, которые создала.
Рисунок 1. Лиза Порч держит и качает пару детских пинеток, в которых находятся мешочки с тальком (кукурузным крахмалом). Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 2. Детские распашонки, обернутые, сложенные и сшитые для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки с детским тальком (кукурузным крахмалом). Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 3. Детские распашонки, обернутые и сложенные для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки, наполненные тальком (кукурузным крахмалом), с добавлением плиссированных муслиновых салфеток для кормления, к одному из которых пришита пара детских варежек. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 3. Детские распашонки, обернутые и сложенные для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки, наполненные тальком (кукурузным крахмалом), с добавлением плиссированных муслиновых салфеток для кормления, к одному из которых пришита пара детских варежек. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
При обращении с детской одеждой и муслиновыми пеленками я опиралась на значения прикосновения как "знака (семы) и ощущения" (Кранни-Францис, 2011, 463), чтобы выразить и артифицировать свои потребности в контексте моего опыта утраты при мертворождении. Кранни-Францис (2011) признает, что прикосновение помогает нам понять мир и нашу воплощенную субъективность. Исследуя и касаясь майки и её деталей (рукава, вырез, швы, обшитые края...), я вспоминала, горевала и артифицировала то, что не видела, когда не решилась попросить и осмотреть тело своего ребенка. Брайрли-Джонс и соавт. (2014, 15) обнаружили, что матери мертворожденных детей чувствуют, что должны были знать “…своих детей в полном объеме, зная их физически, все их тело”, и сожалеют о возможности, которую они упустили. Поворачивая сложенную и сшитую майку в руках, я осматривала её с разных сторон, проводила пальцем по её складкам и использовала ладонь, чтобы найти максимальный контакт с поверхностью и ощущение. Я осознавала промежутки, пространства и точки соприкосновения между ней и кожей моей руки. Моя потребность в прикосновении и переживании единства с моим ребенком выражалась через аналогию с моим чувственным взаимодействием с изготовленным текстильным объектом. Предоставляя возможность для прикосновения, детская одежда, муслиновые пеленки и текстильные объекты позволяли мне отражать и воссоздавать мой воплощенный и автобиографический опыт прикосновения при утрате при мертворождении, перенесенный в настоящее (Кейси, 1987, 194). Это также побуждало меня размышлять о более широком социо-культурном значении прикосновения в переживаниях утраты при мертворождении: о восприятии правил прикосновения, страхе прикоснуться, временности физического контакта, использовании прикосновения для снятия неопределенности, роли прикосновения в запоминании идентичности ребенка и родительства, а также о том, как чувственный опыт связывает физическое прикосновение с эмоциональным выражением и контактом.
Касаясь детской одежды и изготовленных объектов, я переживала физическую близость и использовала это как аналогию для артификации и траура по моей утраченной физической близости и потребности в телесном контакте с моим ребенком. Физическая близость важна для привязанности, интимности и эмоциональных связей (Боулби, 1980), и прикосновение "располагает", определяет и предоставляет воплощенный во времени опыт (Кранни-Францис, 2011, 26–28), который помогает снять неопределенность. В авто- и сенсорных этнографиях я использовала процесс создания для того, чтобы воспроизвести близость: я обвивала пальцы вокруг сложенной майки, чтобы обнять, закрепить контакт и удержать её в нужном положении для сшивания (Рисунок 4). Я исследовала размер и масштаб изготовленных объектов в соотношении с собственным телом и в игровой форме исследовала, как я могла бы расположить, поставить, удержать, обнять, прижать и достичь близости с ними в качестве аналогии моей утраты и потребности в физической и эмоциональной связи с моим ребенком. Я держала изготовленные объекты в руках, укладывала их между подбородком и грудью, укачивала на руках, размещала на коленях, использовала полоски ткани, чтобы перевязать и привязать их к своему телу, прятала их в карманах, искала контуры и пространства, которые они могли бы занять, прижимала лицо к ним, гладила и терла их о свою кожу (Рисунки 5–7). Если говорить о более широком культурном контексте близости (прикосновение, удержание, взаимодействие, сохранение близости и телесного контакта) в клинических и постклинических ритуалах при мертворождении, то близость используется для построения физических и эмоциональных связей, снятия неопределенности утраты и содействия адаптивному преодолению.
Рисунок 4 Лиза Порч держит и сшивает сложенную жилетку ребенка. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 5 Лиза Порч держит, обнимает и качает сделанный предмет. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 6 Лиза Порч держит, укладывает, касается и смотрит на созданный предмет. Автор фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 7 Лиза Порч держит, обнимает, качает и смотрит на созданный предмет. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Во процессе изготовления мешочков, наполненных тальком (кукурузным крахмалом), для помещения их внутрь изготовленных предметов, благодаря тальку мой сенсорный опыт обогатился, а также наполнился значимыми ощущениями и символикой. Тальк оказался очень иммерсивным материалом - благодаря его запаху и контакту с кожей, я сильно погружалась в него на уровне физических ощущений. Я натирала им кожу и наблюдала, как моя одежда впитывает его. Он создавал ассоциации с уходом и воображаемым опытом присыпания пудрой вымытого тела младенца. Скорбь по утрате будущего вместе с ребенком и потенциального родительства описывается Льюисом (1979) как нормальный процесс, который может находить выражение в ритуалах. Запах талька утешал и успокаивал меня, как мешки для скорби Олден, которые были наполнены целебными травами. Фуллер и Куберска (2020) объясняют, как метонимическая сила запаха, который оставался в детском комбинезоне, надетого на мертворожденного ребенка, была утеряна во время стирки комбинезона без разрешения, ведь именно благодаря запаху существующая связь между ощущением, знанием и чувством, сделалась ясной и реальной.
В процессе восприятия, взаимодействия и создания [объектов] из детской одеждой я осознавала общие гомологии: (а) ткани и кожи, (б) детской одежды/произведенного объекта и тела ребенка, (в) пудры и дыхания. Я использовала эти гомологии, чтобы через использование аналогий выразить свои потребности и переживания в отношении своего опыта потери ребенка. Лейне (2000, 324) утверждает, что родители, пережившие утрату ребенка, используют «физические и вызывающие воспоминания гомологии” детской одежды и младенчества для конструирования реальной социальной личности ребенка и родительства. В авто- и сенсорных этнографиях я осознавала, как аналогия подчеркивает отсутствие реального и создает аналогию потребности, которая побуждает к артификации.
Я определила гомологию мягкой новорожденной распашонки и кожи новорожденного без морщин и пятен, чтобы артикулировать свою потребность и желанного, воображаемого опыта прикосновения к такой коже. Пережитый мною опыт был другим, кожа моего ребенка была хрупкой, легко повреждаемой, и я боялась прикасаться и причинять ему еще большую боль. Разглаживая и потирая текстильные предметы о свою собственную кожу, я нашла способ артикулировать свою потребность в контакте с кожей ребенка, и вспомнила, как я жаждала этого физического контакта как первичной потребности. Благодаря разнице температур моей теплой кожи и прохладной ткани, я осознала, как заимствованное тепло моего собственного тела согревало тепло моего ребенка.
Взаимодействуя с детской одеждой и созданными предметами, я осознавала гомологию, которую они разделяли с телом ребенка с точки зрения формы, размера, масштаба, веса, неподвижности и движения. Я использовала эту гомологию как аналогию для артикулирования своих потребностей. В процессе создания объектов превращение пустых неиспользованных детских распашонок в сложенные распашонки, наполненные тальком, выражало мою потребность в осязаемом опыте моего ребенка. Эта же потребность также выражалась в моем взаимодействии с пинетками, наполненными тальком, вес которых я чувствовала на ладони. Коте-Арсено (2003, 29) определяет потребность родителей, потерявших детей в перинатальной потере как «что-то, что можно потрогать, увидеть или за что можно подержаться». При складывании распашонки и сшивании складок в нужное положение для создания объектов артикулируется гомология нерожденного ребенка в его сложенной эмбриональной форме, содержащей жизнь и натальный потенциал, еще не развернутый и не раскрывшийся, чтобы охватить мир. В том же акте сшивания и складывания я артикулирую через аналогию свой собственный телесный траур, укладывая свое травмированное тело "в себе на себя” в позе эмбриона для максимального контакта “кожа к коже”, чтобы утешиться и почувствовать, что я все еще жива. Воспринимая неподвижный мешочек с тальком, который не извивается и не двигается, и складывая детскую одежду для создания ощущения движения и жеста, я использую гомологию движения или его отсутствия в качестве аналогии для выражения своей потребности в живом ребенке. Через гомологию талька, выдыхаемого в тканевые мешочки, я артикулирую отсутствие первого вдоха при мертворождении.
Через игровые, импровизированные взаимодействия я исследовала и реагировала на аффордансы детской одежды и созданных объектов, чтобы удовлетворить свою потребность взаимодействовать с моим ребенком и артифицировать свою «склонность заботиться и быть родителем… несмотря на… [физическое] отсутствие моего ребенка» (Джонс, 2020, 68). Я ходила по ладони с пинетками, поднимала их вверх и вниз, держала и сжимала руки с перчатками, наполненными пудрой. Я взаимодействовала с покрывалом для кормления, складывая, держа его в руках, покачивая его. Я использовала возможности наполненного пудрой комбинезона для того чтобы держать его в руках, обнимать, целовать и нюхать. Я использовала временные, ритмичные и эстетические действия, повторяя, преувеличивая и формализуя поведение по уходу, такое как держание, качание, обнимание и поглаживание, чтобы артифицировать, адаптивно справляться, делать значимым, выражать и оплакивать не восполненный потенциал и потребность заботиться о своем ребенке. Уход также выражался через процесс создания объекта, которое включало ровные и точные стежки, где игла аккуратно насаживалась на ткань, создавая мягкие ровные складки. Диссанайаке (2000, 126; 2009; 2017) предполагает, что создание объекта позволяет «взаимодействовать с реальным миром», предоставляет способ познания через использование наших рук и тела, а также способствует развитию адаптивного чувства компетентности и контроля. Будучи артификацией этот процесс помогает в создании смысла и выражении потребности и заботы (Диссанайке, 2000). Создание предоставило мне возможность аритфицировать мое горе и адаптивно справиться с ним.
Чувственный опыт и поведение по уходу, которые стали возможными через мои взаимодействия с детской одеждой, были значимыми, связанными с прожитым мною опытом, воспоминаниями и воображением, и я использовала их для артификации и выражения моих потребностей и переживаний в отношении переживания утраты мертворождения. Сереметаки (1994, 7) описывает сенсорные воспоминания как перенос прошлого в настоящее в качестве трансформационного события. Сенсорные воспоминания о контакте воспроизводились через взаимодействия с тканью. Они в свою очередь становились значимыми через артификацию и создавали новые воспоминания, устанавливали продолжающиеся связи и позволяли мне выражать свою материнскую роль. Помимо сенсорной памяти, сенсорная этнография опирается на воплощенный опыт и сенсорное воображение (Пинк, 2015, 120), что может в контексте утраты мертворождения позволить размышлять о потерянном будущем потенциале. В контексте помещения сенсорных и заботливых воспоминаний и воображений при взаимодействии и создании с детской одеждой исследуется потенциал артификации заботы и потребности в связи с переживаниями утраты мертворождения.
Автоэтнографии предоставили мне время и пространство для исследований, воспоминаний, проживания и размышлений о своей утрате. Однако, помимо этого, они дали возможность исследовать воображаемый опыт и создавать новые воспоминания через создание и взаимодействие с детской одеждой и созданными объектами. Аффорданс текстиля и мои взаимодействия с детской одеждой поддерживали физический контакт, прикосновение, чувственный опыт, близость и ритуалы по уходу. Эти взаимодействия были значимыми, так как они откликались с моими потребностями и необходимостью в отношении переживания утраты мертворождения, и я использовала их для артификации и выражения этих потребностей и забот через аналогию. Таким образом, аффорданс, артификация и аналогия стали значимыми способами содействия адаптивному благополучию в авто- и сенсорных этнографиях.
Результаты и обсуждение
Основными результатами литературного и контекстного обзора, а также авто- и сенсорной этнографии было признание важности возможности, артификации и аналогии для адаптивного копинга при потере при мертворождении.
Адаптивное преодоление: возможность, артификация и аналогия
Хотя детская одежда, одеяла, мягкие игрушки и целительные арт-объекты, сделанные из текстиля, участвуют в клинических, постклинических и арт-ритуалах при мертворождении, а несколько исследований связывают текстильные ремесла с положительным самочувствием, мало кто изучал, как возможности текстиля важны для адаптивного преодоления утраты при перинатальной смерти. Детская одежда, муслиновые пеленки и детская присыпка (крахмал кукурузы) предоставили исследовательнице ряд адаптивных поведений (прикосновение, чувственный опыт, близость, контакт и заботу), которые использовались для артификации и выражения через аналогию потребностей и забот, связанных с утратой при мертворождении. Понимая, что все эти предложенные поведения с тканью (и не только прикосновение) функционируют как физическое ощущение и знак (Кранни-Францис, 2011), исследовательница осознавала их значение, важность и потенциал. В ее авто- и сенсорных этнографиях было очевидно, что артификация происходила (a) в процессе создания, когда игровые, интуитивные и интерактивные взаимодействия с материалами проверялись и исследовались для удовлетворения адаптивных потребностей и (б) при взаимодействии с созданными объектами. Ткани, предоставляя возможности для ощущений, заботы и создания, помогали поддерживать воспоминания, создавать новые воспоминания, проживать и размышлять о пережитом опыте и социально-культурном явлении перинатальной утраты. Через возможности тканей и сходство между детской одеждой и телом ребенка исследовательнице удалось осознать отсутствие своего мертворожденного ребенка, и это создало аналогию потребности, что привело к артификации.
Хотя артификация (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b) не встречается в литературе, связанной с мертворождением, признавая, что поведение может быть ритуализировано (артифицировано) для выражения заботы и потребности, возникает психобиологическое понимание ритуалов при мертворождении. Хотя адаптивная ценность клинических и постклинических ритуалов при мертворождении, использующих текстиль, признана, потенциал текстильных арт-активностей поддерживать артифицированные и адаптивные выражения заботы и потребности требует дальнейшего исследования. Признавая необходимость интеграции утраты как психологически, так и социально (Жиль и Неймайер, 2006; Неймайер, Пригерсон и Дэвис, 2002), ценность включения ощущений, взаимодействия и создания с детской одеждой (как это было исследовано в авто- и сенсорных этнографиях) в арт-мастерские на основе текстиля, где артифицированные, личные и уникальные выражения заботы и потребности могут быть разделены в коллективной обстановке с другими, представляется вполне оправданной.
Проект «Забота через ткань»: продолжающееся исследование
Это исследование продолжается, и первоначальные результаты предполагают, что детская одежда и связанный с ней текстиль обеспечивает поведенческие модели восприятия, ухода и создания, которые используются некоторыми родителями, пережившими перинатальную утрату, для артификации (ритуализации) и выражения через аналогию своих потребностей и забот, тем самым поддерживая адаптивное преодоление утраты. Если это так, исследование может (а) поддержать родителей, переживших мертворождение, в их адаптивном преодолении утраты, (б) осветить адаптивную роль, которую играют текстильные поведенческие модели в клинических, после- и арт-ритуалах, и (в) помочь в разработке и предоставлении постклинической помощи. Несмотря на то, что авто- и сенсорные этнографии в исследовании сосредоточены на мертворождении, мастер-классы "Забота через ткань" могут иметь более широкое применение для перинатальных утрат.
Мастер-класс "Забота через ткань" является предложенным методом дальнейшего исследования адаптивного значения текстильных поведенческих моделей в арт-ритуалах, связанных с мертворождением. Авто- и сенсорные этнографии, которые информируют это исследование, были проведены исследовательницей Лизой Порч, художницей по текстилю, с особым интересом и чувствительностью к материалу. Данные, собранные в ходе авто- и сенсорных этнографий, фиксируют её личный опыт использования тканей для адаптивного преодоления утраты мертворождения. Однако признается, что процесс горевания и адаптивного преодоления утраты в случае мертворождения является индивидуальным, личным и уникальным, поэтому до тех пор, пока не будут собраны качественные данные от участников мастер-классов, выводы исследования ограничиваются автоэтнографиями исследовательницы.
Несмотря на то, что мастер-класс получил одобрение этического комитета Университета Кардиффа и будет проводиться с участием сопредседателя Manchester Sands, а также с присутствием обученного волонтера Sands, продолжается осознание необходимости особой осторожности при приглашении родителей, переживших утрату, участвовать в сенсорном и интерактивном взаимодействии с текстилями для поддержания эмоционального выражения заботы. Необходимы забота и прозрачность при проведении мастер-класса "Забота через ткань" как художественного воркшопа, направленного на продвижение адаптивного преодоления. Взаимосвязь между артификацией, арт-терапией, художественным воркшопом и благополучием требует дальнейших исследований в рамках исследования. Признается важность указания на организации поддержки и горячие линии, не только в контексте мастер-класса, но и в каждой итерации проекта "Забота через ткань".
Предлагаемый семинар «Забота через ткань»
Предлагаемый мастер-класс "Забота через ткань" направлен на поддержку родителей, переживших мертворождение, в их адаптивном преодолении утраты через текстильные арт-активности и отвечает на недостаток постклинических вмешательств по уходу за родителями, пережившими перинатальную утрату. Как исследовательский инструмент, мастер-класс ставит своей целью изучить результаты обзора, а также авто- и сенсорных этнографий и оценить значение возможностей, артификации и аналогий для адаптивного преодоления перинатальной утраты. Восприятие, взаимодействие и создание текстильных объектов из детской одежды, как это было исследовано в авто- и сенсорных этнографиях, служат основой для текстильных арт-активностей в мастер-классе. Родителям, пережившим утрату ребенка, будет подарен набор для ухода (Рис. 8), состоящий из детской одежды, накидок для кормления, детской присыпки (кукурузного крахмала), иглы и нитей, который они смогут использовать в мастер-классе для выражения, артификации, ритуализации и подчеркивания своих потребностей и забот.
Рисунок 8 Пример набора для ухода семинара «Забота через ткань». Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Пилотное исследование мастер-класса "Забота через ткань" уже состоялось с участием Люси Тернер, руководителя проекта Still Parents в Уитворте, художественной галерее в Манчестере, и Джо Ричлер, сопредседателя Manchester Sands (организации по поддержке при мертворождении и неонатальной смерти), которая сотрудничает с проектом Still Parents. Still Parents — это отмеченный наградами арт-проект, который собирает "родителей, переживших утрату ребенка, чтобы через искусство, ремесло и творческие активности исследовать их переживания утраты" (STILL PARENTS | manchester-sands). После пилотного исследования мастер-класс "Забота через ткань" будет проведен через проект Still Parents в Уитворте с участием добровольных участников проекта при поддержке Manchester Sands. Мастер-классы будут собирать качественные данные для дальнейшей оценки значения возможностей, артификации и аналогий для адаптивного преодоления перинатальной утраты.
Если вас затронули материалы данной статьи или обсуждаемые в ней переживания и вам необходима поддерживающий разговор, пожалуйста, свяжитесь с национальной горячей линией Sands по телефону 08081643332 или по электронной почте helpline@sands.org.uk или с местным отделением Sands.
Благодарности
Лиза Порч хотела бы поблагодарить Люси Тернер, которая руководит проектом Still Parents в Уитворте в Манчестере, и Джо Ричлер, сопредседателя Manchester Sands, которая работает в партнерстве с проектом Still Parents, за всю их поддержку и руководство в проекте “Забота через ткань”.
Раскрытие информации
Авторы заявляют, что не имеют потенциальных конфликтов интересов относительно исследования, авторства и/или публикации этой статьи.
Дополнительная информация
Финансирование
Докторские исследования Лизы Порч поддерживаются Программой приоритетных навыков правительства Уэльса (SPP) и Фондом развития персонала (SDF) в Coleg y Cymoedd.
Авторы
Лиза Порч
Лиза Порч — кандидат наук в Школе искусства и дизайна Университета Кардифф Метрополитан. Она также является художницей по текстилю и преподает в Coleg y Cymoedd и Hereford College of Arts. Ее исследование для диссертации под названием "Забота через ткань" исследует связь между текстилем и адаптивным преодолением утраты при мертворождении.
Email: liporch@cardiffmet.ac.uk
Кейриан Канаван
Кейриан Канаван, PhD, является старшим преподавателем текстиля, руководителем отдела текстиля (2004-2019) в Университете Кардифф Метрополитан и руководителем курса "Устойчивое развитие" (+Исследования) в Cardiff School of Art & Design. Как педагог, ткач и научный сотрудник Общества ткачества Аль-Саду на Ближнем Востоке, она консультирует по вопросам исчезающих традиционных техник ткачества и является приглашенным ученым в проектах по устойчивому культурному наследию для национальных и международных музеев.
Кэти Тредавэй
Кэти Тредавэй, PhD, профессор творческой практики в Cardiff School of Art and Design, Cardiff Metropolitan University, является членом Королевского общества искусств, членом Высшей образовательной академии Великобритании и основателем исследовательской группы CARIAD. Она является художницей, писателтницей и исследовательницей в области дизайна и цифровых технологий. Последние девять лет она возглавлялет международные междисциплинарные исследования, посвященные тому, как проектировать для людей, живущих с прогрессирующим слабоумием.
Клайв Казо
Клайв Казо — профессор эстетики в Школе искусства и дизайна Университета Кардифф Метрополитан, Уэльс, Великобритания. Он автор книг "Art, Research, Philosophy" (Routledge, 2017) и "Metaphor and Continental Philosophy: From Kant to Derrida" (Routledge, 2007), а также редактор "The Continental Aesthetics Reader" (Routledge, 2011, 2-е издание). Его исследовательские интересы охватывают эстетику от Канта до феноменологии, философии художественных исследований, аудиодраму и метафору, особенно роль метафоры в том, как мы воспринимаем мир и думаем о нем.
Оригинал статьи, список литературы, контакты авторов здесь.
Проект “Забота через ткань” связывает процессы восприятия, создание детской одежды, заботу о ней и тканях, из которых она изготовлена, с адаптивным преодолением перинатальной потери. Мертворождение травматично, потому что оно (a) нарушает естественный порядок жизни, (б) представляет собой неоднозначную потерю, которая оставляет мало осязаемых доказательств для ее подтверждения или описания, (в) является культурным табу и стигмой, которая лишает родительства индивидуальности [ребенка] и (г) может привести к тяжелому горю. Таким образом, горе утраты ребенка при мертворождении является сложным как с психологической, так и с социальной точки зрения. В медицинской практике одеяла, детская одежда и мягкие игрушки являются частью ритуалов, связанных с мертворождением - они способствуют физическому контакту, уходу и созданию воспоминаний. Текстиль является частью коробки памяти и часто используется в качестве поддержания личных ритуалов. Арт-проекты и благотворительные организации дарят текстильные объекты или поддерживают семьи при создании таковых, чтобы помочь им пережить горе. Несмотря на это, существует ограниченный анализ значения текстиля для горевания при мертворождении, а также недостаточное изложение используемых теорий значений. Это исследование основывается на психобиологическом понимании искусства и использует гипотезу артификации Диссанаяке и теорию возможностей Гибсона для изучения роли текстиля в горевании при мертворождении. В статье (а) рассматриваются литературные и контекстные источники и (б) используется авто- и сенсорная этнография для исследования связи между текстилем и гореванием при мертворождении. В статье описывается тот факт, что детская одежда и связанные с ней текстильные изделия используются для ритуалов чувствования, ухода и создания, в которых появляется возможность через проведение аналогий артифицировать и выражать опыт, потребности и нужды родителей, переживших травму мертворождения. В результате первичных выводов была сформирована программа воркшопа под названием "Забота через ткань", цель которого — поддержать родителей в их адаптивном копинге и собрать качественные данные для дальнейшей оценки адаптивного значения восприятия, взаимодействия и создания с использованием текстиля в художественных активностях.
Ключевые слова: текстиль, травма, мертворождение, траур, ритуал, адаптивный копинг.
Введение: проект «Забота через ткань»
Проект "Забота через ткань" показывает связь ритуалов чувствования, ухода и создания из одежды и других детских текстильных изделий в адаптивном преодолении утраты при мертворождении. Мертворождение определяется как рождение младенца, который умер в утробе примерно в срок и появился на свет без признаков жизни (Торнхилл, 2019). Мертворождение приходится на каждые двести родов. Это травматическое событие, амбивалентная утрата (Каччиаторе, Дефрейн и Джоунс, 2008) и культурное табу (Брайерли-Джонс и др., 2014; де Бернис и др., 2016). Оно лишает ребенка идентичности, а родителей лишает их статуса; а кроме этого, заставляет молчать и стыдиться, что, в свою очередь, может приводить к серьезным психологическим и социальным трудностям в процессе горевания (Хьюман и др., 2014; Брайерли-Джонс и др., 2014; Голан и Лейхентрит, 2016). Проект "Забота через ткань" опирается на психобиологию, воспринимая искусство как адаптивное, ритуализированное поведение (Диссанаяке, 2000, 2009, 2017, 2018а, 2018b). Через эту призму исследуется значение ритуализированных взаимодействий с тканью в процессе поддержки тех, проживает горе в результате мертворождения.
В первом разделе данной статьи рассматривается тематическая литература и контекстные источники, в которых обсуждаются ритуалы с текстилем, адаптивно поддерживающие родителей, переживших перинатальную потерю. Текстиль, используемый в клинических, постклинических и художественных ритуалах, определяется как (а) располагающий к прикосновениям, чувственному восприятию, уходу и созданию чего-либо, и (б) способствующий адаптивному преодолению через артификацию, выделение важного и использование аналогий для выражения потребностей и непрожитого акта заботы после перинатальной утраты.
В разделе 2 представлено исследование Лизы Порч, которая пережила перинатальную потерю и провела три исследовательские ауто- и сенсорные этнографии, основанные на ощущении, взаимодействии и создании с использованием детской одежды, муслиновых тканей и тальковой пудры (кукурузного крахмала) для работы над своим адаптивным благополучием. Исследовательница выявила, что такие взаимодействия давали ей опыт прикосновения и сенсорного взаимодействия и возможность исследовать близость, контакт и ритуалы ухода [за ребенком], помогали в запоминании, образном мышлении, создании воспоминаний, смыслов и размышлений о прожитом опыте в социо-культурном контексте перинатальной потери. Они дали исследовательнице способ артикулировать и выражать свои потребности в отношении ее опыта мертворождения через использование аналогий. Эти ранние этапы автоэтнографических исследований послужили основой для разработки воркшопа "Уход через ткань", который был создан с целью преодоления недостатка постклинической поддержки родителей после потери ребенка. Мастер-класс ставит целью оценить роль восприятия, взаимодействия и работы с текстилем в арт-мастерских, которые могут поддерживать родителей в их адаптивном преодолении горя.
Материалы и методы
Раздел 1: Обзор литературы и контекста
Текстиль и мертворождение: возможности тактильного контакта, чувственный опыт, уход и создание
Этот обзор анализирует литературу и контекстные источники в области клинической практики, исследований материальной культуры, арт-проектов в области здравоохранения и автоэтнографии, которые упоминают текстиль в ритуалах, связанных с мертворождением. Обзор выявляет использование одеял, детской одежды, мягких игрушек и исцеляющих арт-объектов из текстиля, применяемых в клинических, постклинических и художественных ритуалах после перинатальной потери, которые способствуют таким видам поведения, как прикосновение, восприятие, уход и создание. Эти формы поведения становятся важными средствами персонификации [ребенка], установления родительства и детско-родительского контакта, а также поддержки адаптивного преодоления горя.
В клинических ритуалах, связанных с мертворождением, прикосновение и уход часто осуществляются с помощью текстиля. В рамках стандартов Национальной программы помощи при утрате (NBCP, 2020) родителям предоставляется информированный выбор относительно их желания увидеть своего ребенка и поухаживать за ним, а также возможность создать воспоминания. В рамках этой программы можно держать, пеленанать, прикосаться, устанавливать иной физический контакт, купать и одевать ребенка. Одеяла (коробки памяти от благотворительной организации по вопросам мертворождения и неонатальной смерти Sands) и пеленки для младенцев (Nordström, 2016) используются для того, чтобы обеспечить и легитимизировать прикосновения, физический контакт и близость. Прикосновение и уход помогают принять мертворожденного ребенка как «индивидуума, которого следует любить и по которому нужно скорбеть» (Thornton, 2019, 240), а детская одежда, которая покупается, изготавливается или дарится (The Still Remembered Project; Remembering Baby Reed, Whitby и Ellis, 2018; проект «Амулет», Мари Бретт, 2011), способствует ритуалам одевания, которые подчеркивают и обращают внимание (Iversen, 2012) на личность ребенка и заботу о нем со стороны родителей. Текстиль в клинической обстановке представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление горя.
В постклинических ритуалах, связанных с мертворождением, некоторые родители используют детскую одежду, мягкие игрушки и элементы текстильной материальной культуры, связанной с утратой ребенка (Layne, 2000; https://www.sands.org.uk/support-you/how-we-offer-support/memory-box; Molly Bears - Home; Project B.E.A.R. - Bringing Empty Arms Reprieve projectbear.com), чтобы выразить свои чувства, удовлетворить потребность в том, чтобы прикасаться, держать на руках, чувствовать, ухаживать за ребенком и облегчить проблемы «реальности» и амбивалентности перинатальной утраты (Layne, 2000, 321). Чтобы облегчить боль от пустых рук, как Фиона Крак из проекта BBC News под названием “Мертворождение - я мама без ребенка”, которая держит и обнимает плюшевую игрушку, вспоминая: «Мои руки болели. Я думала, что у меня тромб, но врачи сказали, что биологическая реакция на шок от того, что у меня нет живого ребенка, которого я могла бы держать, - это нормально». Layne (2000, 339) утверждает, что «физические и чувственные аспекты материнства остро ощущаются» при перинатальной утрате, и «чувственные качества вещей» играют важную роль в выражении и скорби по этому «дефициту». Layne (2000, 324, 329) предполагает, что одеяла, детская одежда, плюшевые игрушки и стеганые постельные принадлежности обладают схожими характеристиками с «мягкой кожей» и «недоразвитыми мышцами» тел младенцев, и, по аналогии, к ним можно «прикасаться, держать, ласкать, обнимать и смотреть на них… чистить их, защищать и показывать». Для некоторых родителей текстиль в постклинической обстановке представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление горя.
Данный обзор выявляет небольшое количество текстильных арт-ритуалов, в которых родители (а) создают исцеляющий арт-объект с использованием текстиля и (б) взаимодействуют с ним для содействия адаптивному преодолению перинатальной утраты. Через создание и взаимодействие с текстилем раскрываются такие виды поведения, как прикосновение, проживание чувственного опыта, уход, заботливое взаимодействие, взаимодействие с материалами, процессами и артефактами. В проекте «Амулет» создание и использование текстильных амулетов в условиях больничной родильной палаты оказалось полезным для родителей, переживших утрату на разных стадиях беременности (Brett, 2011). В проекте «Шить утешение из горя» Олден (2000, 43) создала сумку для скорби при перинатальной утрате, в которой находились тканевое изображение плаценты, маленький тканевый младенец и целебные травы для утешения и облегчения. Она признавала, что «Горе легче лечить, если есть что-то, за что можно ухватиться, на что можно смотреть и о чем плакать». Олден (2000) описывает создание этих сумок как процесс исцеления, использующий временное, повторяющееся, медитативное действие вышивания для того, чтобы «сшить утешение из горя». Ношение тканевого младенца рядом с кожей, его называние, поцелуи, объятия, защита и слезы, пролитые над ним, обеспечивали ей чувственный опыт и заботливое участие, которые выражали ее потребности в отношении утраты. Олден (2000, 43) создавала и дарила похожие артефакты другим матерям, пережившим утрату для того, чтобы «утвердить их боль» и предоставить «инструмент для помощи в горевании». Сефтел (2006) указывает на терапевтическую ценность создания и взаимодействия с исцеляющим арт-объектом, предлагая родителям создавать маленькую текстильную подушку, наполненную травами, песком, рисом, молитвой или стихотворением для содействия адаптивному преодолению горя. Таким образом, текстиль, используемый в арт-ритуалах, также представляет собой средство, которое способствует поведению, поддерживающему адаптивное преодоление перинатальной утраты.
Выходит, что текстильные аффордансы — это вещи, благодаря которым родители, столкнувшиеся с мертворождением, имеют возможность и способы производить действия и проживать утрату для удовлетворения индивидуальных потребностей (Гибсон, 1979); Их можно рассматривать как инструменты, способствующие адаптивному преодолению горя в ритуалах, связанных с мертворождением. Диссанаяке (2018b, 96) описывает аффордансы как «вещи-знаки в нашем окружении, которые способствуют нашему выживанию» и которые «обычно имеют биологическое значение». Нордстрём (2016, 146), признавая важность «того, что мы делаем руками, и того, что текстиль может для нас сделать», подчеркивает актуальность текстильных аффордансов в ритуалах, связанных с перинатальной утратой.
Текстиль и мертворождение: Артифицированный контакт, чувственный опыт, уход и создание
Контекст ритуала, в котором происходит взаимодействие с текстилем, такое как прикосновение, уход и создание, имеет ключевое значение для понимания адаптивной значимости этих действий. Ритуалы, связанные с перинатальной утратой, признаны как значимые, адаптивные и способствующие «посттравматическому росту» (Каччиаторе и Флинт, 2012, 158; Брин, 2004; Сефтель, 2006; Национальная программа помощи при утрате NBCP, 2020). Арт-деятельность, включающая (а) участие в арт-мастерских и проектах по перинатальной утрате (Кина, 2008; Бретт, 2011, 2013; Райс и др., 2019; Рид, Уитби и Эллис, 2018; STILL PARENTS | manchester-sands), (б) автоэтнографии, связанные с мертворождением и включающие создание (Футт, 2017; Филлипс и Футт, 2017; Уивер-Хайтовер, 2012) и (в) исследования арт-терапии для работы с мертворождением (Спирт, 1992; Сефтель, 2006; Бомонт, 2013), также признаются значимыми и адаптивными. Несмотря на имеющийся потенциал объяснения того, как текстильные аффордансы могут быть адаптивными и значимыми в контексте утраты, артификация (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b) как ритуализированное поведение не рассматривается в литературе.
Артификация понимается как адаптивное человеческое поведение, которое использует многомодальные, ритмичные, временные поведенческие/эстетические операции формализации, повторения, преувеличения, переработки и взаимодействия с ожиданиями для выражения ухода и потребности с помощью аналогии (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b). В артификации используются «обычное» поведение и действия, которые через ритуал превращаются в «необычные» (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b). Ритуализированные ощущения, прикосновения и уход проявляются как аналогичные знаки, «коррелирующие с» и «индексирующие» (Диссанаяке, 2018b, 105) потребность ощущать, прикасаться и заботиться. Нордстрём (2016, 146) намекает на значимость аналогии, описывая, как привычные, повседневные действия с текстилем, такие как заворачивание, одевание, покрытие и складывание, приводят к неизвестному и сложному опыту смерти и делают его реальным и осязаемым. Артификация позволяет нам рассматривать касания, сенсорный опыты, уход и создание с помощью ткани во всех ритуалах мертворождения (клинических, постклинических и просто в художественной среде) как психобиологическию артификацию. Артификация как реальный, ритуализированный, осязаемый акт имеет большое значение для утраты при мертворождении, которая (а) трудно выражается словами, (б) ограничена социальным стигматом и табу и (в) трудно выражается, так как она психологически осложнена, фрагментирована, диссоциирована, преднаративна и неинтегрирована из-за травмы утраты (Неймайер, Пригерсон и Дэвис, 2002; Ван дер Колк и Ван дер Харт, 1991).
Через артификацию (ритуализацию) поведение становится ярким и запоминающимся (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b): создание воспоминаний является ключевой адаптивной целью ритуалов при мертворождении. Поведение прикосновения, заботы и создания через текстиль в таких ритуалах становится запоминающимся и значимым через артификацию (ритуализацию). Ритуалы создания памяти являются частью “хорошей помощи при утрате” (NBCP, 2020), и упущенные возможности для их создания часто становятся причиной скорби (Торнтон, 2019). Хотя клинические ритуалы создания памяти при мертворождении ограничены по времени, новые ритуалы и воспоминания часто возникают в постклинической обстановке через практики потребления (Уивер-Хайтова, 2012, 476; Лейн, 2000, 339), мемориальные практики (Коробки памяти| Sands — благотворительная организация по мертворождению и неонатальной смерти) и, в частности, через арт-мероприятия (Уивер-Хайтова, 2012; Рид, Уитби и Эллис, 2018; STILL PARENTS | manchester-sands).
Арт-мероприятия, описанные как «инструмент поддержки горя» при перинатальной утрате, поддерживают создание памяти, продолжение связей, интеграцию утраты (Рид, Уитби и Эллис, 2018), создание смысла, сенсорное вовлечение и осязаемость (Филлипс и Футт, 2017). В то время как литература связывает текстильные ремесла с благополучием, адаптивным преодолением, потоком, мастерством и контролем (Рейнольдс, 2004), психическим и физическим удовлетворением, социальным взаимодействием и принадлежностью, самооценкой, обучением и ростом (Кеннинг, 2015), эстетическим и сенсорным удовольствием, повторением и ритмом, преодолением через действия (Футтерман-Кольер, 2011) и арт-терапией для травм (Гарлок, 2016), мало что известно о том, как текстиль в арт-мероприятиях адаптивно поддерживает родителей, несмотря на его значимость и роль в ритуалах мертворождения.
Артификация, которая выражается через «аналогию» и «пресимволические, насыщенные эмоциями, протоэстетические операции» (Диссанаяке, 2018, 13 и 24), отличается от принципиально символического понимания ритуалов мертворождения (Каччаторе и Флинт, 2012; Брин, 2004) и художественных ритуалов (Сефтел, 2006; Малькьоди, 2002; Филлипс и Футт, 2017; Бретт, 2011, 2013). Она также отличается от Проекта «Зеленая комната» (Кина, 2008), который использует психоаналитические работы Кристева для исследования материнского тела как языка, выражающего воплощенную скорбь по утрате ребенка. В то время как Кина (2008), как и Диссанаяке (2000), рассматривает искусство как поведение, а не объект, терапевтическая ценность проекта рассматривается как «реальная, но… случайная», в то время как в артификации адаптация является целью артизированного человеческого поведения и связана с искусством, здоровьем и терапией (Бай, 2012). Несмотря на то, что многие из ритуалов утраты в перинатальный период, упомянутые в данном обзоре, считаются символическими, они могут быть поняты как аналогии. В то время как Хеммингс (2018) теоритизирует их как символические, «осязаемый язык» и выраженная «осязаемая забота» пеленок Нордстрёма (2016, 151) могут рассматриваться как текстиль, взаимодействие с которым дает возможность ритуализированного (артизированного) акта прикосновения как аналогию для выражения потребности и заботы родителя, пережившего перинатальную утрату. Таким образом, процесс создания и взаимодействия с целительными арт-объектами (Альден, 2000; Сефтел, 2006), хотя и воспринимается как символический, заслуживает внимания как действие, которое доступно, позволяет совершить ритуал, искусственно создается и при этом аналогично реальным действиям.
Диссанаяке (2004, 70) утверждает, что физические и эмоциональные компоненты ритуального поведения присутствуют в ремесле и создании, и что артификация (делание особенным) может удовлетворить психобиологическую потребность (Диссанаяке, 2000). В проекте «Забота через ткань» артификация как деятельность на основе искусства рассматривается в контексте адаптивных потребностей родителей, переживших утрату при мертворождении. Исследуя утверждение Диссанаяке (2000, 2018b), что для субъективного благополучия необходима взаимность, проект «Забота через ткань» исследует возможности использования текстиля и сенсорное, интерактивное взаимодействие с тканью, чтобы через аналогию артифицировать потребность в продолжении эмоциональных связей при перинатальной утрате. В выявлении принадлежности как адаптивной потребности (Диссанаяке, 2000, 2009, 2017, 2018b) отмечается социальное признание личности [ребенка] и родительства в утрате при мертворождении, а также потребность делиться и интегрировать утрату с другими. Адаптивная потребность в создании смысла и структуры, а также в повествовании переживаний и событий (Диссанаяке, 2000) проявляется в трауре по мертворождению и исследуется в проекте «Забота через ткань» через артификацию и аналогию. В выявлении значимости практической компетентности для адаптивного благополучия (Диссанаяке, 2000) проект «Забота через ткань» исследует роль восприятия, создания и взаимодействия с детской одеждой и другим детским текстилем. Используя арт-мероприятия на основе текстиля для адаптивной поддержки выражений заботы и потребности в связи с утратой при мертворождении, проект «Забота через ткань» применяет тезис Диссанаяке (2000, 2017, 2018a, 2018b) о психобиологической значимости выражения и выделения наших забот и потребностей. Таким образом, адаптивная ценность ремесел, создания, взаимодействия и артификация через текстиль руками родителей, переживших перинатальную утрату, представляет интерес для данного исследования. Поэтому в продолжение, вторая половина этой статьи использует сенсорную и автоэтнографию как практико-ориентированное исследование для изучения того, как текстильные поведенческие действия восприятия, прикосновения, заботы и создания могут поддерживать артификацию, аналогию и адаптивное выражение заботы и потребностей в связи с утратой при мертворождении.
Раздел 2: Авто- и сенсорная этнография
Текстиль, мертворождение и авто- и сенсорная этнография
В литературном обзоре и контекстуальном анализе (раздел 1) темы аффорданса, артификации и аналогии выступают как возможные способы понимания значения текстиля в процессе траура по утрате при мертворождении. В ответ на эти выявленные темы я (исследовательница Лиза Порч, родитель, переживший утрату при мертворождении) провела три ранних исследования, используя автоэтнографию и сенсорную этнографию. Эти методы позволили мне исследовать мой личный опыт восприятия, взаимодействия и создания с детской одеждой, муслиновыми тканями и тальком (кукурузным крахмалом), а также отразить, как эти переживания связаны с моим автобиографическим опытом утраты при мертворождении, траура и адаптивного преодоления, а также с более широкими культурными темами и теориями, возникающими из литературы и контекстуального анализа.
Чанг (2008, 43) описывает автоэтнографию как метод исследования, который использует личный жизненный опыт и автобиографические данные, а также занимается их культурным анализом и интерпретацией. Дэвидсон (2011), Уивер-Хайтова (2012) и Селл-Смит и Лакс (2015) используют автоэтнографию как метод исследования для изучения перинатальных потерь. Они опираются на свой личный опыт, предоставляя внутренние взгляды и данные, которые традиционные методы исследования часто не могут учесть (Адамс, Эллис и Стейси Холман, 2017). Этот подход гуманизирует исследование, позволяет читателям почувствовать, каково переживать утрату при мертворождении, и представляет знания доступным более широкой аудитории способом. Чанг (2008, 53) утверждает, что автоэтнографии могут трансформировать как читателя, так и исследователя, способствуя саморефлексии, культурной осведомленности и становясь терапевтическим процессом. Действительно, Уивер-Хайтова (2012, 464) описывает свою автоэтнографию опыта отца, пережившего мертворождение, как «попытку исцеления».
Автоэтнография признает ценность субъективного, вызывающего эмоции, эмоционального и воплощенного опыта, используя рефлексивные, аналитические методы для их исследования и понимания. В автоэтнографии соединются личные результаты исследования с более широкими социальными контекстами, культурными темами и релевантными исследовательскими данными и теориями. Таким образом, автоэтнографические отчеты, написанные исследователями-родителями, пережившими утрату, используют индивидуальный жизненный опыт для того, чтобы дать представление о социокультурных явлениях утраты при мертворождении. Признавая, что воспоминания об утрате при мертворождении часто воплощены, ощущаются и воспринимаются (Дэвидсон, 2011), также подчеркивается актуальность сенсорной этнографии. Пинк (2015) описывает сенсорную этнографию как самосознательное, рефлексивное внимание к сенсорной практике, переживание в определенном месте и интерпретацию культурных и биографических значений этого. Пинк (2015) также выделяет связи между художественной практикой и сенсорной этнографией, которые имеют отношение к данному исследованию восприятия, взаимодействия и создания с текстилем как способам, с помощью которых можно выражать адаптивные, артифицированные выражения заботы и потребности.
Проводя авто- и сенсорные этнографии, я исследовала автобиографические значения прикосновения, чувственного восприятия, обращения с детской одеждой, пеленками, иглой, ниткой и тальковым порошком (кукурузным крахмалом). В первом исследовании (Рисунок 1) я сшила овальные тканевые мешочки размером 4 см × 3 см, наполнила их ароматным тальковым порошком (кукурузным крахмалом) и поместила их в детские ботинки, носки и варежки для царапин. Во втором исследовании (Рисунок 2) я положила более крупный мешочек с тальком на детскую майку, затем сложила майку вокруг него и зашила складки, чтобы запечатать мешочек внутри. В третьем исследовании (Рисунок 3) я повторила процесс, использованный во втором исследовании, а затем сложила муслиновую пеленку и прикрепила ее к сложенной майке, чтобы она висела и свободно развевалась. К нижнему краю муслиновой пеленки я пришла пару детских варежек для царапин. Я взаимодействовала со всеми текстильными объектами, которые создала.
Рисунок 1. Лиза Порч держит и качает пару детских пинеток, в которых находятся мешочки с тальком (кукурузным крахмалом). Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 2. Детские распашонки, обернутые, сложенные и сшитые для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки с детским тальком (кукурузным крахмалом). Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 3. Детские распашонки, обернутые и сложенные для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки, наполненные тальком (кукурузным крахмалом), с добавлением плиссированных муслиновых салфеток для кормления, к одному из которых пришита пара детских варежек. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 3. Детские распашонки, обернутые и сложенные для того, чтобы разместить в них тканевые мешочки, наполненные тальком (кукурузным крахмалом), с добавлением плиссированных муслиновых салфеток для кормления, к одному из которых пришита пара детских варежек. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
При обращении с детской одеждой и муслиновыми пеленками я опиралась на значения прикосновения как "знака (семы) и ощущения" (Кранни-Францис, 2011, 463), чтобы выразить и артифицировать свои потребности в контексте моего опыта утраты при мертворождении. Кранни-Францис (2011) признает, что прикосновение помогает нам понять мир и нашу воплощенную субъективность. Исследуя и касаясь майки и её деталей (рукава, вырез, швы, обшитые края...), я вспоминала, горевала и артифицировала то, что не видела, когда не решилась попросить и осмотреть тело своего ребенка. Брайрли-Джонс и соавт. (2014, 15) обнаружили, что матери мертворожденных детей чувствуют, что должны были знать “…своих детей в полном объеме, зная их физически, все их тело”, и сожалеют о возможности, которую они упустили. Поворачивая сложенную и сшитую майку в руках, я осматривала её с разных сторон, проводила пальцем по её складкам и использовала ладонь, чтобы найти максимальный контакт с поверхностью и ощущение. Я осознавала промежутки, пространства и точки соприкосновения между ней и кожей моей руки. Моя потребность в прикосновении и переживании единства с моим ребенком выражалась через аналогию с моим чувственным взаимодействием с изготовленным текстильным объектом. Предоставляя возможность для прикосновения, детская одежда, муслиновые пеленки и текстильные объекты позволяли мне отражать и воссоздавать мой воплощенный и автобиографический опыт прикосновения при утрате при мертворождении, перенесенный в настоящее (Кейси, 1987, 194). Это также побуждало меня размышлять о более широком социо-культурном значении прикосновения в переживаниях утраты при мертворождении: о восприятии правил прикосновения, страхе прикоснуться, временности физического контакта, использовании прикосновения для снятия неопределенности, роли прикосновения в запоминании идентичности ребенка и родительства, а также о том, как чувственный опыт связывает физическое прикосновение с эмоциональным выражением и контактом.
Касаясь детской одежды и изготовленных объектов, я переживала физическую близость и использовала это как аналогию для артификации и траура по моей утраченной физической близости и потребности в телесном контакте с моим ребенком. Физическая близость важна для привязанности, интимности и эмоциональных связей (Боулби, 1980), и прикосновение "располагает", определяет и предоставляет воплощенный во времени опыт (Кранни-Францис, 2011, 26–28), который помогает снять неопределенность. В авто- и сенсорных этнографиях я использовала процесс создания для того, чтобы воспроизвести близость: я обвивала пальцы вокруг сложенной майки, чтобы обнять, закрепить контакт и удержать её в нужном положении для сшивания (Рисунок 4). Я исследовала размер и масштаб изготовленных объектов в соотношении с собственным телом и в игровой форме исследовала, как я могла бы расположить, поставить, удержать, обнять, прижать и достичь близости с ними в качестве аналогии моей утраты и потребности в физической и эмоциональной связи с моим ребенком. Я держала изготовленные объекты в руках, укладывала их между подбородком и грудью, укачивала на руках, размещала на коленях, использовала полоски ткани, чтобы перевязать и привязать их к своему телу, прятала их в карманах, искала контуры и пространства, которые они могли бы занять, прижимала лицо к ним, гладила и терла их о свою кожу (Рисунки 5–7). Если говорить о более широком культурном контексте близости (прикосновение, удержание, взаимодействие, сохранение близости и телесного контакта) в клинических и постклинических ритуалах при мертворождении, то близость используется для построения физических и эмоциональных связей, снятия неопределенности утраты и содействия адаптивному преодолению.
Рисунок 4 Лиза Порч держит и сшивает сложенную жилетку ребенка. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 5 Лиза Порч держит, обнимает и качает сделанный предмет. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 6 Лиза Порч держит, укладывает, касается и смотрит на созданный предмет. Автор фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Рисунок 7 Лиза Порч держит, обнимает, качает и смотрит на созданный предмет. Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Во процессе изготовления мешочков, наполненных тальком (кукурузным крахмалом), для помещения их внутрь изготовленных предметов, благодаря тальку мой сенсорный опыт обогатился, а также наполнился значимыми ощущениями и символикой. Тальк оказался очень иммерсивным материалом - благодаря его запаху и контакту с кожей, я сильно погружалась в него на уровне физических ощущений. Я натирала им кожу и наблюдала, как моя одежда впитывает его. Он создавал ассоциации с уходом и воображаемым опытом присыпания пудрой вымытого тела младенца. Скорбь по утрате будущего вместе с ребенком и потенциального родительства описывается Льюисом (1979) как нормальный процесс, который может находить выражение в ритуалах. Запах талька утешал и успокаивал меня, как мешки для скорби Олден, которые были наполнены целебными травами. Фуллер и Куберска (2020) объясняют, как метонимическая сила запаха, который оставался в детском комбинезоне, надетого на мертворожденного ребенка, была утеряна во время стирки комбинезона без разрешения, ведь именно благодаря запаху существующая связь между ощущением, знанием и чувством, сделалась ясной и реальной.
В процессе восприятия, взаимодействия и создания [объектов] из детской одеждой я осознавала общие гомологии: (а) ткани и кожи, (б) детской одежды/произведенного объекта и тела ребенка, (в) пудры и дыхания. Я использовала эти гомологии, чтобы через использование аналогий выразить свои потребности и переживания в отношении своего опыта потери ребенка. Лейне (2000, 324) утверждает, что родители, пережившие утрату ребенка, используют «физические и вызывающие воспоминания гомологии” детской одежды и младенчества для конструирования реальной социальной личности ребенка и родительства. В авто- и сенсорных этнографиях я осознавала, как аналогия подчеркивает отсутствие реального и создает аналогию потребности, которая побуждает к артификации.
Я определила гомологию мягкой новорожденной распашонки и кожи новорожденного без морщин и пятен, чтобы артикулировать свою потребность и желанного, воображаемого опыта прикосновения к такой коже. Пережитый мною опыт был другим, кожа моего ребенка была хрупкой, легко повреждаемой, и я боялась прикасаться и причинять ему еще большую боль. Разглаживая и потирая текстильные предметы о свою собственную кожу, я нашла способ артикулировать свою потребность в контакте с кожей ребенка, и вспомнила, как я жаждала этого физического контакта как первичной потребности. Благодаря разнице температур моей теплой кожи и прохладной ткани, я осознала, как заимствованное тепло моего собственного тела согревало тепло моего ребенка.
Взаимодействуя с детской одеждой и созданными предметами, я осознавала гомологию, которую они разделяли с телом ребенка с точки зрения формы, размера, масштаба, веса, неподвижности и движения. Я использовала эту гомологию как аналогию для артикулирования своих потребностей. В процессе создания объектов превращение пустых неиспользованных детских распашонок в сложенные распашонки, наполненные тальком, выражало мою потребность в осязаемом опыте моего ребенка. Эта же потребность также выражалась в моем взаимодействии с пинетками, наполненными тальком, вес которых я чувствовала на ладони. Коте-Арсено (2003, 29) определяет потребность родителей, потерявших детей в перинатальной потере как «что-то, что можно потрогать, увидеть или за что можно подержаться». При складывании распашонки и сшивании складок в нужное положение для создания объектов артикулируется гомология нерожденного ребенка в его сложенной эмбриональной форме, содержащей жизнь и натальный потенциал, еще не развернутый и не раскрывшийся, чтобы охватить мир. В том же акте сшивания и складывания я артикулирую через аналогию свой собственный телесный траур, укладывая свое травмированное тело "в себе на себя” в позе эмбриона для максимального контакта “кожа к коже”, чтобы утешиться и почувствовать, что я все еще жива. Воспринимая неподвижный мешочек с тальком, который не извивается и не двигается, и складывая детскую одежду для создания ощущения движения и жеста, я использую гомологию движения или его отсутствия в качестве аналогии для выражения своей потребности в живом ребенке. Через гомологию талька, выдыхаемого в тканевые мешочки, я артикулирую отсутствие первого вдоха при мертворождении.
Через игровые, импровизированные взаимодействия я исследовала и реагировала на аффордансы детской одежды и созданных объектов, чтобы удовлетворить свою потребность взаимодействовать с моим ребенком и артифицировать свою «склонность заботиться и быть родителем… несмотря на… [физическое] отсутствие моего ребенка» (Джонс, 2020, 68). Я ходила по ладони с пинетками, поднимала их вверх и вниз, держала и сжимала руки с перчатками, наполненными пудрой. Я взаимодействовала с покрывалом для кормления, складывая, держа его в руках, покачивая его. Я использовала возможности наполненного пудрой комбинезона для того чтобы держать его в руках, обнимать, целовать и нюхать. Я использовала временные, ритмичные и эстетические действия, повторяя, преувеличивая и формализуя поведение по уходу, такое как держание, качание, обнимание и поглаживание, чтобы артифицировать, адаптивно справляться, делать значимым, выражать и оплакивать не восполненный потенциал и потребность заботиться о своем ребенке. Уход также выражался через процесс создания объекта, которое включало ровные и точные стежки, где игла аккуратно насаживалась на ткань, создавая мягкие ровные складки. Диссанайаке (2000, 126; 2009; 2017) предполагает, что создание объекта позволяет «взаимодействовать с реальным миром», предоставляет способ познания через использование наших рук и тела, а также способствует развитию адаптивного чувства компетентности и контроля. Будучи артификацией этот процесс помогает в создании смысла и выражении потребности и заботы (Диссанайке, 2000). Создание предоставило мне возможность аритфицировать мое горе и адаптивно справиться с ним.
Чувственный опыт и поведение по уходу, которые стали возможными через мои взаимодействия с детской одеждой, были значимыми, связанными с прожитым мною опытом, воспоминаниями и воображением, и я использовала их для артификации и выражения моих потребностей и переживаний в отношении переживания утраты мертворождения. Сереметаки (1994, 7) описывает сенсорные воспоминания как перенос прошлого в настоящее в качестве трансформационного события. Сенсорные воспоминания о контакте воспроизводились через взаимодействия с тканью. Они в свою очередь становились значимыми через артификацию и создавали новые воспоминания, устанавливали продолжающиеся связи и позволяли мне выражать свою материнскую роль. Помимо сенсорной памяти, сенсорная этнография опирается на воплощенный опыт и сенсорное воображение (Пинк, 2015, 120), что может в контексте утраты мертворождения позволить размышлять о потерянном будущем потенциале. В контексте помещения сенсорных и заботливых воспоминаний и воображений при взаимодействии и создании с детской одеждой исследуется потенциал артификации заботы и потребности в связи с переживаниями утраты мертворождения.
Автоэтнографии предоставили мне время и пространство для исследований, воспоминаний, проживания и размышлений о своей утрате. Однако, помимо этого, они дали возможность исследовать воображаемый опыт и создавать новые воспоминания через создание и взаимодействие с детской одеждой и созданными объектами. Аффорданс текстиля и мои взаимодействия с детской одеждой поддерживали физический контакт, прикосновение, чувственный опыт, близость и ритуалы по уходу. Эти взаимодействия были значимыми, так как они откликались с моими потребностями и необходимостью в отношении переживания утраты мертворождения, и я использовала их для артификации и выражения этих потребностей и забот через аналогию. Таким образом, аффорданс, артификация и аналогия стали значимыми способами содействия адаптивному благополучию в авто- и сенсорных этнографиях.
Результаты и обсуждение
Основными результатами литературного и контекстного обзора, а также авто- и сенсорной этнографии было признание важности возможности, артификации и аналогии для адаптивного копинга при потере при мертворождении.
Адаптивное преодоление: возможность, артификация и аналогия
Хотя детская одежда, одеяла, мягкие игрушки и целительные арт-объекты, сделанные из текстиля, участвуют в клинических, постклинических и арт-ритуалах при мертворождении, а несколько исследований связывают текстильные ремесла с положительным самочувствием, мало кто изучал, как возможности текстиля важны для адаптивного преодоления утраты при перинатальной смерти. Детская одежда, муслиновые пеленки и детская присыпка (крахмал кукурузы) предоставили исследовательнице ряд адаптивных поведений (прикосновение, чувственный опыт, близость, контакт и заботу), которые использовались для артификации и выражения через аналогию потребностей и забот, связанных с утратой при мертворождении. Понимая, что все эти предложенные поведения с тканью (и не только прикосновение) функционируют как физическое ощущение и знак (Кранни-Францис, 2011), исследовательница осознавала их значение, важность и потенциал. В ее авто- и сенсорных этнографиях было очевидно, что артификация происходила (a) в процессе создания, когда игровые, интуитивные и интерактивные взаимодействия с материалами проверялись и исследовались для удовлетворения адаптивных потребностей и (б) при взаимодействии с созданными объектами. Ткани, предоставляя возможности для ощущений, заботы и создания, помогали поддерживать воспоминания, создавать новые воспоминания, проживать и размышлять о пережитом опыте и социально-культурном явлении перинатальной утраты. Через возможности тканей и сходство между детской одеждой и телом ребенка исследовательнице удалось осознать отсутствие своего мертворожденного ребенка, и это создало аналогию потребности, что привело к артификации.
Хотя артификация (Диссанаяке, 2009, 2017, 2018a, 2018b) не встречается в литературе, связанной с мертворождением, признавая, что поведение может быть ритуализировано (артифицировано) для выражения заботы и потребности, возникает психобиологическое понимание ритуалов при мертворождении. Хотя адаптивная ценность клинических и постклинических ритуалов при мертворождении, использующих текстиль, признана, потенциал текстильных арт-активностей поддерживать артифицированные и адаптивные выражения заботы и потребности требует дальнейшего исследования. Признавая необходимость интеграции утраты как психологически, так и социально (Жиль и Неймайер, 2006; Неймайер, Пригерсон и Дэвис, 2002), ценность включения ощущений, взаимодействия и создания с детской одеждой (как это было исследовано в авто- и сенсорных этнографиях) в арт-мастерские на основе текстиля, где артифицированные, личные и уникальные выражения заботы и потребности могут быть разделены в коллективной обстановке с другими, представляется вполне оправданной.
Проект «Забота через ткань»: продолжающееся исследование
Это исследование продолжается, и первоначальные результаты предполагают, что детская одежда и связанный с ней текстиль обеспечивает поведенческие модели восприятия, ухода и создания, которые используются некоторыми родителями, пережившими перинатальную утрату, для артификации (ритуализации) и выражения через аналогию своих потребностей и забот, тем самым поддерживая адаптивное преодоление утраты. Если это так, исследование может (а) поддержать родителей, переживших мертворождение, в их адаптивном преодолении утраты, (б) осветить адаптивную роль, которую играют текстильные поведенческие модели в клинических, после- и арт-ритуалах, и (в) помочь в разработке и предоставлении постклинической помощи. Несмотря на то, что авто- и сенсорные этнографии в исследовании сосредоточены на мертворождении, мастер-классы "Забота через ткань" могут иметь более широкое применение для перинатальных утрат.
Мастер-класс "Забота через ткань" является предложенным методом дальнейшего исследования адаптивного значения текстильных поведенческих моделей в арт-ритуалах, связанных с мертворождением. Авто- и сенсорные этнографии, которые информируют это исследование, были проведены исследовательницей Лизой Порч, художницей по текстилю, с особым интересом и чувствительностью к материалу. Данные, собранные в ходе авто- и сенсорных этнографий, фиксируют её личный опыт использования тканей для адаптивного преодоления утраты мертворождения. Однако признается, что процесс горевания и адаптивного преодоления утраты в случае мертворождения является индивидуальным, личным и уникальным, поэтому до тех пор, пока не будут собраны качественные данные от участников мастер-классов, выводы исследования ограничиваются автоэтнографиями исследовательницы.
Несмотря на то, что мастер-класс получил одобрение этического комитета Университета Кардиффа и будет проводиться с участием сопредседателя Manchester Sands, а также с присутствием обученного волонтера Sands, продолжается осознание необходимости особой осторожности при приглашении родителей, переживших утрату, участвовать в сенсорном и интерактивном взаимодействии с текстилями для поддержания эмоционального выражения заботы. Необходимы забота и прозрачность при проведении мастер-класса "Забота через ткань" как художественного воркшопа, направленного на продвижение адаптивного преодоления. Взаимосвязь между артификацией, арт-терапией, художественным воркшопом и благополучием требует дальнейших исследований в рамках исследования. Признается важность указания на организации поддержки и горячие линии, не только в контексте мастер-класса, но и в каждой итерации проекта "Забота через ткань".
Предлагаемый семинар «Забота через ткань»
Предлагаемый мастер-класс "Забота через ткань" направлен на поддержку родителей, переживших мертворождение, в их адаптивном преодолении утраты через текстильные арт-активности и отвечает на недостаток постклинических вмешательств по уходу за родителями, пережившими перинатальную утрату. Как исследовательский инструмент, мастер-класс ставит своей целью изучить результаты обзора, а также авто- и сенсорных этнографий и оценить значение возможностей, артификации и аналогий для адаптивного преодоления перинатальной утраты. Восприятие, взаимодействие и создание текстильных объектов из детской одежды, как это было исследовано в авто- и сенсорных этнографиях, служат основой для текстильных арт-активностей в мастер-классе. Родителям, пережившим утрату ребенка, будет подарен набор для ухода (Рис. 8), состоящий из детской одежды, накидок для кормления, детской присыпки (кукурузного крахмала), иглы и нитей, который они смогут использовать в мастер-классе для выражения, артификации, ритуализации и подчеркивания своих потребностей и забот.
Рисунок 8 Пример набора для ухода семинара «Забота через ткань». Фото: Оливер Кэмерон-Свон.
Пилотное исследование мастер-класса "Забота через ткань" уже состоялось с участием Люси Тернер, руководителя проекта Still Parents в Уитворте, художественной галерее в Манчестере, и Джо Ричлер, сопредседателя Manchester Sands (организации по поддержке при мертворождении и неонатальной смерти), которая сотрудничает с проектом Still Parents. Still Parents — это отмеченный наградами арт-проект, который собирает "родителей, переживших утрату ребенка, чтобы через искусство, ремесло и творческие активности исследовать их переживания утраты" (STILL PARENTS | manchester-sands). После пилотного исследования мастер-класс "Забота через ткань" будет проведен через проект Still Parents в Уитворте с участием добровольных участников проекта при поддержке Manchester Sands. Мастер-классы будут собирать качественные данные для дальнейшей оценки значения возможностей, артификации и аналогий для адаптивного преодоления перинатальной утраты.
Если вас затронули материалы данной статьи или обсуждаемые в ней переживания и вам необходима поддерживающий разговор, пожалуйста, свяжитесь с национальной горячей линией Sands по телефону 08081643332 или по электронной почте helpline@sands.org.uk или с местным отделением Sands.
Благодарности
Лиза Порч хотела бы поблагодарить Люси Тернер, которая руководит проектом Still Parents в Уитворте в Манчестере, и Джо Ричлер, сопредседателя Manchester Sands, которая работает в партнерстве с проектом Still Parents, за всю их поддержку и руководство в проекте “Забота через ткань”.
Раскрытие информации
Авторы заявляют, что не имеют потенциальных конфликтов интересов относительно исследования, авторства и/или публикации этой статьи.
Дополнительная информация
Финансирование
Докторские исследования Лизы Порч поддерживаются Программой приоритетных навыков правительства Уэльса (SPP) и Фондом развития персонала (SDF) в Coleg y Cymoedd.
Авторы
Лиза Порч
Лиза Порч — кандидат наук в Школе искусства и дизайна Университета Кардифф Метрополитан. Она также является художницей по текстилю и преподает в Coleg y Cymoedd и Hereford College of Arts. Ее исследование для диссертации под названием "Забота через ткань" исследует связь между текстилем и адаптивным преодолением утраты при мертворождении.
Email: liporch@cardiffmet.ac.uk
Кейриан Канаван
Кейриан Канаван, PhD, является старшим преподавателем текстиля, руководителем отдела текстиля (2004-2019) в Университете Кардифф Метрополитан и руководителем курса "Устойчивое развитие" (+Исследования) в Cardiff School of Art & Design. Как педагог, ткач и научный сотрудник Общества ткачества Аль-Саду на Ближнем Востоке, она консультирует по вопросам исчезающих традиционных техник ткачества и является приглашенным ученым в проектах по устойчивому культурному наследию для национальных и международных музеев.
Кэти Тредавэй
Кэти Тредавэй, PhD, профессор творческой практики в Cardiff School of Art and Design, Cardiff Metropolitan University, является членом Королевского общества искусств, членом Высшей образовательной академии Великобритании и основателем исследовательской группы CARIAD. Она является художницей, писателтницей и исследовательницей в области дизайна и цифровых технологий. Последние девять лет она возглавлялет международные междисциплинарные исследования, посвященные тому, как проектировать для людей, живущих с прогрессирующим слабоумием.
Клайв Казо
Клайв Казо — профессор эстетики в Школе искусства и дизайна Университета Кардифф Метрополитан, Уэльс, Великобритания. Он автор книг "Art, Research, Philosophy" (Routledge, 2017) и "Metaphor and Continental Philosophy: From Kant to Derrida" (Routledge, 2007), а также редактор "The Continental Aesthetics Reader" (Routledge, 2011, 2-е издание). Его исследовательские интересы охватывают эстетику от Канта до феноменологии, философии художественных исследований, аудиодраму и метафору, особенно роль метафоры в том, как мы воспринимаем мир и думаем о нем.
Оригинал статьи, список литературы, контакты авторов здесь.